33 визы

И еще видели мы в этом музее старинные гравюры, изображающие героическую оборону русского гарнизона крепости Бомарзунд от англо-французского десанта в 1854 году. Вот портрет коменданта крепости генерал-майора Бодиско — перед нами умное живое лицо: высокий лоб, большие, немного печальные глаза... Вот английский корабль «Бульдог», ведущий огонь по Бомарзунду... Вот круглая большая крепость, окутанная пороховым дымом, — ее защитники умирают, но не сдаются...

Англичане захватили в сожженном Бомарзунде трофей: колокол местной церкви. Тяжба из-за этого колокола длилась семьдесят лет, и вернули его интервенты только в 1924 году. Вот фотография этой церемонии — губернский советник Вальтер Юханссон и священник Юханссон принимают колокол. Сейчас он звонит в церкви Мариехамна...

Несколько часов спустя мы поднялись по каменистым склонам к руинам Бомарзунда. Перед нами во всей суровой красоте предстал пейзаж, запечатленный на гравюрах, увиденных в Харальдсбю, с единственной поправкой на сто лет: там, где мы видели мелкий кустарник, теперь высились вековые сосны. Круглая, сложенная из гранита восьмидесятивосьмипушечная башня все еще несла свою безмолвную вахту, и рябь следов, оставленных английскими ядрами, была так же свежа, как если бы битва разыгралась только вчера. Ров, опоясывавший башню, полузасыпан битым кирпичом и обломками камня. Из земли торчат стволы единорогов, отлитых в тысяча восемьсот втором году, — не их ли волокли сюда по льду солдаты Багратиона? Со дна старого высохшего колодца поднялся вытянувшийся к солнцу вяз. Заросли пылающего алым цветом шиповника бурно разрослись под слепыми окнами полуразрушенной казармы. Воздух напоен густым горьковатым запахом разогретой хвои. Жужжат над чашечками шиповника пчелы. Издалека доносится шум прибоя. На синей глади залива белеет чей-то парус.

Хочется восстановить картину бурных событий, разыгравшихся здесь без малого сто лет назад и так мало известных у нас. Но последняя свидетельница тех дней — Альбертина Карлсон, восьмилетней девочкой наблюдавшая из подвала отцовского дома штурм Бомарзунда, недавно скончалась на сто первом году своей жизни. Вокруг все теперь пустынно и мертво...

Мы с сожалением прощаемся с согретыми солнцем камнями старой русской крепости — пора ехать дальше, на остров Престэ, где нам обещано свидание с очень интересными людьми. Еще несколько километров по узкой лесной дороге, и мы упираемся в морской пролив. Оставив машину, переправляемся на лодке и дальше идем пешком.

Вскоре мы приближаемся к полуразрушенной старинной казарме, сложенной из кирпича русскими мастеровыми лет сто тому назад. В казарме давно уже никто не живет. Но рядом с ней, среди гранитных валунов и могучих сосен, поставил свой домик последний русский солдат Аландского гарнизона Петр Иванович Шестериков, пребывающий и ныне в добром здравии. К нему-то и направляемся мы в гости.

Петр Иванович копается в саду. Приложив ладонь ко лбу, он с недоумением глядит на приближающихся незнакомых гостей. На его крупном лице с седеющими, но лихо подкрученными усиками сияют живые карие глаза. Откуда эти люди?.. Что?.. Из Москвы?.. Да не может быть!.. Отбросив в сторону лопату, он вытирает полою куртки свою крупную, по-крестьянски твердую, негнущуюся ладонь и протягивает ее гостям.

— Сюда, сюда! — Петр Иванович ведет нас в свой домик и знакомит с женой — седою шведкой.

Я оглядываюсь по сторонам. На почетном месте стоит никелированный самовар с надписью «Фабрика Алек. Васил. Солнцева в Тулъ, I сортъ» в окружении выставочных медалей. На стене висит балалайка, купленная хозяином за пять рублей в тысяча девятьсот девятом году и бережно сохраняемая до сих пор. В рамочке — старинная фотография: бравый усач, старшина второй статьи русского военного флота, об руку с невестой в фате, — в них можно, приглядевшись, узнать Петра Ивановича и его супругу; снимок сделан в 1910 году.

Наш хозяин бегло говорит по-русски, но в его интонациях сказывается приобретенный за сорок лет шведский акцент, и подчас ему приходится в затруднении подбирать полузабытые слова. Он рассказывает нам свою историю, которой хватило бы на целую книгу...

Это было в тысяча девятьсот третьем году. Молодой матрос Петр Шестериков, недавно пришедший на флот из уральской деревни, затерявшейся где-то в лесу за Пермью, был назначен в минную школу. Это был смышленый парень, и им заинтересовался изобретатель Попов, который вел мудреные опыты с передачей телеграфных сигналов на большие расстояния без проводов. Он включил Шестерикова в первую группу русских радиотелеграфистов — их было тогда семнадцать человек. Петр Иванович и сейчас явственно видит перед собой своего учителя, как живого: Попов терпеливо учит своих питомцев принимать сигналы искрового телеграфа и готов часами сидеть вместе с ними, разбираясь в неполадках, мешающих вести прием...