3534706f9643da0e9e72f9f460521f77

ещё раз: — Как ты мог?!

— Прости, — просто сказал я, а девушка обвила голову руками и завыла…

Горе было всемерным!..

[8]

* * *

Всю эту апокалиптической трагедию прервал голос домработницы:

— Так!.. — злобно произнесла она, выискивая виновника и вероятно раздумывая: «Кого бы порвать, как

тузик грелку?». Не найдя явной опасности в моём лице, она, всё же не хорошо глядя на меня, отобрала у

Моисеевича ребёнка, ещё раз оценила обстановку, «хмыкнула» и удалилась, уводя за собой маленького сына

худрука, хлопнув на прощание дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.

Это дейсто не много всех привело в чувство, и они поняли, что на Земле умерли не все. Ещё не всё

потерянно и быть может больше никто не умрёт… Появилось солнце, а с ним и надежда. Жизнь начала

возвращаться на планету и в частности в отдельно взятую квартиру.

Затем 15-летние, куда-то ушли и вернулись через минуту с раскрасневшимися лицами, красными и мокрыми

глазами, а также с тетрадями и ручками. Подойдя ко мне, дочь Моисеича сказала:

— Раз стихи нельзя, Саша, а можно Ваш автограф?.. И… давай дружить?

Я написал: «Красивой девушке Аде от Саши-Александра на долгую память.»

Тут же подбежали подруги. Крича:

— И мне, и нам, и нам… — они обратились ко мне с той же просьбой о автографе, которую я

незамедлительно удовлетворил.

— Какие у тебя прекрасные песни, — сказала жена худрука вытирая слёзы, когда я подписывал ей листок с

пожеланиями успехов и счастья в личной жизни.

— Так… девушки всё! На сегодня хватит слёз! Всё! Идите к себе в комнату. Нам нужно поработать. Мы тут

эти песни сейчас обсудим с автором… Всё девушки, расходимся, — поступившись «демократическими

ценностями» начал разгон санкционированного митинга Яков Моисеевич. — Софа, Софочка успокойся…

Софочка. Иди с мамой… Эээ… Валерьянки наконец выпей. Ну нельзя же так переживать…

— Софа, — сказал я девушке, ковыляющей к дверям, как подбитый в бою робот или, как только что

откопавшийся зомби. — Извини.

Та, не оборачиваясь лишь мотнула головой, вновь заревела и словно зомби вышла из комнаты.

Мама быстро вскочила, глянула на меня как на врага народа № 1, поджала губы, глянула на мужа, вытерла

платком уголки глаз и вышла за своей доведённой до отчаяния дочуркой.

* * *

— Саша. Я должен знать, что у вас с Софой!.. У вас что, что-то было? — он смотрел на меня и не верил, что

это произнёс. — Что было? Роман?! Скажите мне Саша! Это очень серьёзно! Моя девочка страдает! Вы

должны мне всё рассказать! Дело в том… Дело в том, что у нее случился разрыв с её другом, с которым они

давно дружили. Не знаю что у них там произошло, — объяснял нам обеспокоенный папаша. — Они со

школы дружат и вот в институте они поссорились… И вы… — он уставился на меня, — вы что… вместе? У

вас с моей Софочкой, что-то уже было?! Что, у вас с ней — роман?

Сева смотрел тоже непонимающе. Наверно вспоминал о моём предложении сходить на бл**** и чесал себе

макушку.

Я улыбнулся.

— Нет. Нет, что Вы… Нет у нас никакого романа. Я с ней вообще не знаком. Сегодня я увидел её первый раз

в своей жизни.

— Тогда как же… Как же понять её слова? И как понять твои извинения? — вновь заходил обеспокоенный

«непоняткой», колобок. — Она говорила — «как ты мог», и твоё извинение… не понимаю… — нервничал

Яков Моисеевич. Было ясно, что он сильно переживаю за дочь.

— Ну, как вам сказать… Мне показалось, что она, проникнувшись словами из песни, спроецировала меня на

того мальчика с кем она поссорилась. Вот и задала вопрос именно тот, который хотел бы задать своему

знакомому. Вероятно, у них первая любовь… Я это понял и извинился за него. Мне то это ничего не стоило, а её может быть станет легче.

— Эээ… Из-за простой песни… Невероятно! Вы меня не обманываете? У вас нет романа? Нереально!

Непостижимо! Просто фантастика!!

Яков Моисеевич подошёл к серванту, достал бутылку коньяка и три рюмки. Поставил на стол, разлил, а уже

потом спросил:

— Александр, вы будете?

— Нет, — ответил я.

— А ты Савелий?

Сева мотнул головой в знак согласия и взял рюмку, потрясывающийся рукой.

«Тоже, что ль перенервничал?», — подумал я.

Они чокнулись и выпили, что было очень удивительно само по себе, ведь Сева не пьёт. Плюс он за рулём.

Плюс не просто за рулём, но и везёт главнокомандующего. Что за хрень такая? Быть может и его песни так

«цепанули», или общий настрой человеческих масс вокруг — всеобщий плач?.. Не знаю… Да и какая

разница. Нехрен пить за рулём?! Поэтому пи*** получит — однозначно!

— Александр, что… что сейчас… — немного успокоившись, Яков Моисеевич присел в кресло и пытался

задать мне вопрос. — Александр, что сейчас произошло? Я знаю, вы, знаете!.. Что это было?! Что случилось

со всеми женщинами? Почему они все стали плакать? И почему девочки полезли тебя обнимать?

— Вероятно женская душа потёмки, в которых находится дверь к душе… Проблема состоит лишь в том, чтоб подобрать ключик к этой двери, — пофилософствовал я.

— А ты умеешь получается подбирать эти ключи? — возбужденно сказал Яков и начал ходить взад-