Надя сначала хмурилась, видимо, не понимая, о чем Паша говорит, а потом приподняла бровь:
– Не бойся, булочка без изюма.
– Это радует, – сказал он и откусил.
Надя какое-то время наблюдала, как Паша жует, а потом спросила:
– Ты думаешь, я буду покупать тебе что-то с изюмом каждый раз, как обижусь?
– Вообще неплохой условный знак, – вставил Дима. – Забыл подарить букет на Восьмое марта – шоколадка с изюмом, забыл про день рождения – торт с изюмом, опоздал на бракосочетание – заказать грузовик и целый кузов изюма на него вывалить. Супер, по-моему!
И Дима рассмеялся. Но вдруг он увидел Веру. Она шла по столовой. Сначала не замечала его: общалась с подружками, а потом случайно их взгляды встретились на секунду и так же быстро разбежались. Все-таки Дима кивнул Вере, она, чуть помедля, тоже мотнула головой, а потом скрылась в толпе. В Диминых глазах тут же потух озорной огонек.
– Я думала, что вы вместе, – сказала Надя, заметив, что только что произошло. – Ладно, извини, это не мое дело.
Дима мотнул головой и сделал глоток чая.
– Пытались, не вышло. Она в Англию уезжает учиться. Сами понимаете, глупо в конце мая что-то начинать. Особенно в моем положении. Где стоимость обучения там, а где моя курьерская зарплата.
Паша и Надя посмотрели друг на друга. Они подумали об одном и том же, но прозвенел звонок, и все тревоги пришлось нести на уроки.
– В случае победы ты уедешь в Гарвард? – тихо спросила Надя, когда они вдвоем шли домой после школы.
– Да, в Гарвард.
– Паш, но ведь… – Она осеклась, не договорила.
Солнце светило насмешливо ярко, как будто обещая все лучшее, а Надя подумала, что для такого разговора впору вызвать дождь.
– Я все прекрасно понимаю, – сказал Паша.
– И что же делать?
– Я не знаю, Надь, не знаю.
Они долго шли молча. Надя смотрела под ноги, на носочки своих красивых туфелек, Паша – вверх, на безоблачное небо. Надя старалась дышать глубоко и держать себя в руках. «Счастье не может быть таким коротким! – думала она. – Зачем тогда вообще это счастье надо было? Жестоко!»
Вот уже и Надин подъезд показался.
– Неужели так важен именно Гарвард? – спросила Надя, повернувшись к Паше.
– Да не в Гарварде дело.
– Тогда не дописывай доклад! Не заканчивай, Паш! – Надя пододвинулась ближе к нему и обняла. – Можно и в Москве учиться или еще где-то… Ломоносов ведь учился.
– Не могу бросить доклад, Надь, не получится.
Паша почувствовал, как напряглось ее тело. Она отодвинулась от него и сжала губы. Из глаз исчезло тепло. Она снова превратилась в ту холодную и непроницаемую Надю, какой он знал ее до этой весны.
– Ну как ты не поймешь, – продолжил Паша, – дело не в Гарварде! Это мой шанс доказать родителям, что я тоже чего-то стою. Что не только гениальные идеи стартапов Макса – повод для их гордости. Мы договорились, что, если доклад войдет в тройку лучших, они отстанут от меня. Понимаешь?
– Но, если ты выиграешь, ты поедешь в Гарвард. Поедешь?
Паша молчал и смотрел на Надю.
– Понятно, – Надя расправила плечи, – я уже как-то говорила тебе, что терпеть не могу, когда выбирают не меня. Говорить, наверное, больше не о чем.
Она открыла дверь и скрылась в подъезде. Паша стоял больше десяти минут. Сам не знал, чего ждал. Только слезы в Надиных глазах, которые она всеми силами старалась сдержать, стали ударом под дых. «Что делать?» – Чернышевский знал, а он, Паша, не знал.
Когда он уже развернулся и пошел прочь от дома, дверь позади него запиликала и кто-то подлетел к нему сзади. Тоненькие ручки обвили его, а к спине прижалась голова.
– Я сказала глупость, – пробормотала Надя, он едва мог расслышать, – я так не хочу расставаться, Паш! Все, что я наговорила…
Паша тут же повернулся к ней и обнял за плечи:
– Нет, ты права, наплевать на доклад, – сказал он решительно и от всего сердца, – и на Гарвард наплевать. У меня впереди еще много возможностей что-то кому-то доказать и научных опытов еще много будет!
Надя мотала головой:
– Нет-нет, я понимаю! Пашенька, я все понимаю. Разве это любовь, если я не пойму и упрошу остаться? Хочу, чтобы у тебя все получилось, Паш, очень хочу. Пиши доклад, милый. И Гарвард… Мне так не хочется, Паш, расставаться, так не хочется. Но я, честное слово, желаю тебе счастья, даже если вдали от меня, Паш. Если было бы иначе, тогда ничего хорошего бы в наших чувствах не было. Все грязь. А раз мы оба способны, если нужно, друг друга отпустить, значит, все между нами правильно. Паш, – сказала она, глядя ему в глаза, – дописывай доклад. И выигрывай. Я буду очень горда тобой. И счастлива за тебя. Правда, Паш…
Паша целовал Надины ладони, костяшки ее пальцев, потом обнял ее крепче и прошептал на ухо:
– Помнишь, ты спросила меня давно-давно, еще в начале всей этой истории, верю ли я в знаки, приметы и прочие такие вещи?
Надя кивнула, уткнувшись ему носом в шею.