— Академический, — усмешка на миг исказила её черты.
— Странник может заплатить дороге за новую дверь.
— Кровью, да, — она склонила голову на бок. — А ты?
— А я открою сам себя, — вырвалось у меня. Глаза её похолодели.
— Да, я совсем забыла.
Я насторожился, но за весь вечер она больше не сказала ничего странного.
***
Дорога лежала между холмов, и лунный свет блестел на камнях так, что она казалась рекой. Я двигался словно внутрь карты Таро, вот только мне совсем не было страшно.
Где-то впереди меня ждала дверь. Я почти настиг её.
Темнота казалась живой, наблюдающей и чуткой, но не вызывала у меня чувство опасности, напротив, ластилась ко мне, как ручной зверёк. Было даже приятно идти сквозь неё. Я предвосхищал, как увижу раскрывающийся портал, угадывал его и радовался ему. Когда же обогнул холм, то увидел сияющую арку, за которой дрожала пелена звёздного света. А чуть в стороне мерцал огонёк костра.
Мне не следовало сворачивать, но я не сдержал любопытства, шагнул в очерченный светом круг. Она поднялась, встречая меня.
— Не думала, что ты подойдёшь. Ведь дверь, — но глаза лучились хитростью. Она ждала, что я войду в эту заготовленную мне ловушку.
— Что именно тебе нужно?
Словно не заметив, она подошла ближе и коснулась моего подбородка.
— Мне? Ты.
— Зачем?
— Я немного коллекционер, — усмехнувшись, она обвела темноту вокруг нас взглядом. — Эта сфера такая красивая. Хочу, чтобы она стала твоей тюрьмой.
— Ты не сможешь, — возразил я.
— Я запечатаю дверь, раз уж её не уничтожить, — её ладонь легла напротив моего сердца, и компас внутри застонал, протяжно заныл. — Отберу у тебя всё.
— Не выйдет, — отшатнулся я. — Зачем тебе это?
Она пожала плечами.
— Должна быть причина?
***
Я очнулся в темноте. Света не было почти никакого, даже родился страх, что я всё же ослеп, однако скоро заметил, что кожа всё-таки слабо мерцает. Неужели она сумела меня поймать? Но зачем?
Поднявшись, я вытянул руки, ощупывая пустоту, но ни на что не наткнулся. Запертый в черноте, я был схож с бабочкой на булавке. Мне это совсем не нравилось.
— Разве так не лучше? — мурлыкающий голос несомненно принадлежал ей. — Здесь ты в безопасности.
— Взаперти.
— Здесь никто не повредит тебе.
— Тьма меня не удержит, — предупредил я, вслушиваясь в биение своего сердца. — Я…
— Ты не уйдёшь, — усмехнулась она. — Дверей тут нет, шаманский клинок тебе не призвать. А ты сам… — она замялась, — не пробуй.
Спрашивать, зачем ей это, я не стал.
Компас внутри меня говорил, что дверь была повсюду.
Что я сам был дверь.
Открытая дверь.
Но я не мог никуда выйти.
***
Я обследовал тёмное пространство с особой тщательностью, но никак не сумел поймать, что не так в ощущении, отчего всё дверь и ничто не она.
Устав, я опустился в темноту, как в кресло, и попытался раствориться в ней. Клинок действительно не приходил ко мне, а открывать себя я не спешил, отчего-то уверенный, что есть другой путь.
Я не понимал, зачем ей было нужно пленять меня.
Она же больше не отвечала мне.
Должно быть, это забавно — следить, как бабочка бьётся в стеклянной колбе.
А может, это не мир вовсе? Вдруг я распят в пространстве двери?
Завис в пустоте между двумя мирами?
***
Пробуждение показалось болезненным и даже жутким. Я с трудом встал на ноги. Вокруг не было тьмы, а расстилался мир, в котором едва-едва наступало утро. Она сидела у погасшего огня, задумчивая и печальная.
— Ты выбрался, — бросила она, не поворачивая головы. — Но это не конец.
— Пока есть дорога, ничто не конец, — парировал я.
— Пф.
— Чего ты хотела?
— Сохранить тебя, — резко поднявшись, она кивнула в сторону поднимающегося солнца. — Только тебе не помочь. Ничто не поможет.
— А разве мне нужна помощь?
Она не услышала — уже ушла вместе с утренним туманом. Я поспешил к двери, возникшей неподалёку.
И всё же, пусть я не понял, зачем она жаждала поймать меня, на миг стало по-настоящему интересно, как бы я разобрался с вопросом, если бы в мире не было ни единой двери.
========== 252-253. Ручей ==========
Пробиваясь сквозь заросли трав, бежал у подножия холма ручей, и светлое августовское солнце сияло в чистых струях. Ручей напевал что-то неразборчиво и едва слышно, подхватывал палочки и лепестки цветов и мчался, мчался вперёд, стремясь узнать как можно больше. Как вдруг на берегу заприметил склонившуюся в печали иву и, заинтригованный, разлился озерцом у её корней, чтобы послушать историю и только потом побежать дальше.
Ива была молчалива и задумчива, длинные косы ветвей плавно покачивал ветер. Печаль её оказалась настолько глубокой, что ручей не смел даже обратиться к ней и совсем притих.
— Зачем ты прибежал сюда? — спросила вдруг ива, и ручей ошеломлённо понял, что она обратилась к нему.
— Мой путь лежит к далёкой реке, я желаю вместе с ней бежать к морю, но, увидев твою печаль, захотел разгадать её тайну.
— А в этом нет совершенно никакой тайны, — отозвалась ива мягким голосом. — Моя печаль — это печаль любви.
— Отчего же любовь, такое прекрасное и сладкое чувство, приносит тебе столько страдания?
— Оттого, юный друг мой, что она безответна.