Опустившись на колени, я закопался ладонью в листву и внезапно вытащил жёлудь, плотный и яркий, он точно упал на землю совсем недавно, чтобы переждать зиму и пробудиться к жизни весной.
— Что мешает тебе проснуться? — спросил я прямо.
Снотворец шевельнулся. Его фигура пошла рябью, развернулась, а мгновением позже он стоял напротив меня — бледный, светловолосый парень с глазами глубокого серо-зелёного оттенка, которые в окружающем мраке иногда казались почти чёрными.
— Не знаю, — он ответил спокойно, но в лице его что-то дрогнуло, как будто на самом деле это причинило боль.
— Оно кроется здесь же. То, что тебе мешает, — пояснил я.
— Кроется, — снотворец огляделся. — Да только оно скрывается именно от меня. Как мне проснуться, если ты знаешь?
И внезапная враждебность, что, оказывается, была почти завистью к тому, кто мог покинуть эту реальность в любой момент, сменилась надеждой и любопытством.
Я протянул к нему ладонь. Наши пальцы сплелись в рукопожатии, и я отметил, какой он… холодный. Точно… болен?
Реальность сна отозвалась на догадку ветром, стало светлее, наверное, тучи над городом разошлись хоть немного.
И почти сразу я подумал, что, вероятно, дверь поможет нам обоим. Он так или иначе выйдет из сна или собственного тела, я вернусь домой. Но здесь, в этом запутанном мирке, дверь отыскать было непросто, не каждая годилась для того, о чём я размышлял теперь.
Снотворец смотрел на меня, ожидая ответа.
— Наверное, я смогу тебе хоть в чём-то помочь, — не так-то просто было объяснить ему, что я хочу сделать, а главное, какие это может повлечь последствия для него. — Если открыть дверь, то, выйдя отсюда, ты неизменно окажешься или в той реальности, которой принадлежишь, или же в любой иной, но вне сна.
— Что значит — в иной? — ухватил он самую суть.
— Значит, что в прежнее тело тебе не вернуться, в прежнюю жизнь.
Он помолчал, снова окинул взглядом парк и хмыкнул.
— Но я ничего иного не помню.
Кивнув, я вытащил нож и привычным жестом ударил лезвием по ладони. Кровь наполнила её, и тогда я плеснул прямо в воздух перед собой. Призванная мною дверь, моя дверь, приветливо раскрылась перед нами.
— Ступай первым, — предложил я.
— Но… Весь этот мир исчезнет.
— И именно это я хочу увидеть.
Некоторое время взгляд его пронзительных глаз сверлил меня, а я уже знал, понимал, что он оторвался от самого себя и, перешагнув порог, станет кем-то ещё. Но всё же я запоминал и черты его лица, и волосы, и худую спину. А затем он исчез в сияющем дверном проёме.
Мир рассыпался так быстро. Я едва успел увидеть, как он распадается на мельчайшие структуры, сразу же перекрашиваясь в черноту. В последнюю секунду я тоже сделал шаг вперёд.
Дверь захлопнулась за мной следом. Чернота — вот кто держал его во сне. Чернота нежелания гибнуть, чернота страха исчезнуть.
Ладонь саднило. Быстро исчезающий шрамик казался сверкающей нитью. И отчего-то я ещё помнил наше ледяное рукопожатие. Надеюсь, когда мы встретимся снова, его пальцы станут теплее.
========== 069. Ракушки ==========
Морской берег был усыпан причудливыми ракушками всех цветов и оттенков, перламутрово-розовые, нежно-лиловые, голубоватые и даже зелёные, как бутылочное стекло, они, полузасыпанные песком, поблёскивали в солнечных лучах. Прибой утихомирился и теперь забегал не так далеко на пляж, оставив свои ночные игрушки обсыхать в солнечном свете.
Я стоял неподалёку на скалистом выступе и наслаждался бризом. День только начинался, и мне хотелось подольше побыть в этой уединённой бухте, пропитаться солнечным теплом и морским воздухом. Однако моё уединение скоро нарушили двое детей. Они выкатились на пляж, пройдя между скал — мне и не видно было этой дороги, волоча за собой огромную корзинку.
— Смотри-смотри! — кричали они. — Сегодня их так много!
И, конечно, принялись собирать урожай раковин, любуясь каждой и бережно укладывая в недра корзины, точно это были не ракушки даже, а стеклянные ёлочные шары.
— Мы всё равно не наберём полную, — засомневался мальчик, вглядевшись в морской простор. — Этого всё равно будет маловато.
— Ой, ты ещё не собрал и половины, — отмахнулась девочка. — Сначала собери все, а потом уж думай — мало или много.
И каждый из них был по-своему прав. Я смотрел за тем, как они носятся взад-вперёд по пляжу, по песку, который то и дело облизывает море, и улыбался. Была особая прелесть в том, чтобы стать вот таким неизвестным никому наблюдателем. Я сел на прогретую солнцем скалу и продолжал следить за ними, лишь изредка отвлекаясь на бирюзовое вдали море, на небеса с кудлатыми барашками облаков.
— Если немного покопать песок, то найдутся ещё, — сообщила девочка, едва корзина заполнилась на четверть. Раковин на пляже заметно убавилось, но всё-таки были собраны далеко не все.
— А может, их там нет, — возразил мальчик, и отнял у волны ещё парочку. — Но я был прав, маловато.
Она хмыкнула и деловито закопалась в песок обеими руками, а потом с торжествующим «Ага!» вытащила целых три раковины, пусть и небольшие.
— Их тут полно!