Сейчас было не до неё. Проект действительно горел, но он был не единственной проблемой из всех, что предстояло решить. Ольшанскому казалось, что совсем скоро наступит момент, когда всё возьмёт и рухнет в одночасье. Пропадёт работа, прогорит успешный — безумно успешный, — проект, Регина устроит очередную истерику и разрушит фирму у самого её основания, а когда он вернётся домой, то Саши там не окажется, потому что она не выдержит и сбежит подальше от постоянных кодов и занудства своего мужа.
К тому же, она до сих пор так и не рассказала, что случилось, и Игорь упорно отказывался выпускать девушку из дома. Захлебнуться в работе — это так приятно после того, как нанесли душевные раны! Ольшанский мог себе представить то самое странное состояние эйфории, когда мысли, все до единой, крутятся вокруг кодов, файлов, какого-то ничтожного проекта, о котором в другое время не стал бы столько думать. Он уходил в работу каждый раз, как в жизни появлялись более-менее серьёзные проблемы.
Саша замкнётся в себе, причём не в первый раз, позволит организму "переварить" очередную обиду, а потом опять напорется на те же грабли и вновь почувствует себя несчастной. А может, так увлечётся отсутствием реального мира за пределами фирмы, что не захочет возвращаться обратно.
— Она заболела, — сухо ответил Игорь. — А вы, Регина Михайловна, мешаете работать. Коллектив смущается, и, поверьте, писать что-нибудь, когда кто-то маячит над головой, не самая приятная из задач.
Она даже не покраснела. Впрочем, Игорь не сомневался, что любая хлёстка фраза будет воспринята Региной не как вызов, а как простое гудение насекомого над ухом.
— Не слишком уместное время для болезни, когда сместились сроки проекта, — скривилась начальница. — Надеюсь, вы не опоздаете из-за неё. Это большая ответственность, и…
— Не опоздаем, — прервал её Игорь. — А ещё большая ответственность — вовремя сообщать о своём отсутствии и о сдвигах в планах, не правда ли?
Разумовская проигнорировала намёк.
— Зайдёшь ко мне на неделе, — промолвила она, как ни в чём ни бывало. Хочу обсудить с тобой следующий проект, которым вы будете заниматься.
Игорю не хотелось соглашаться. Ему вообще в последнее время всё больше казалось, что Регина иногда переступала пределы разумного. Но вместо того, чтобы спорить, он лишь рассеянно кивнул.
— Мне пора возвращаться на рабочее место, — произнёс Ольшанский, надеясь найти повод поскорее прервать этот разговор. — Я зайду, как только будет такая возможность.
— Хорошо, — согласилась она. — Но не особенно с этим затягивай. Нам нужно поговорить до пятницы. Или хотя бы до выходных.
Игорь в ответ только усмехнулся.
92 — 91
92
31 января 2018 года
Среда
Саша сидела на кровати, обхватив колени руками и плакала. Странно, конечно, но Игорь даже радовался тому, что она решилась выплеснуть свои эмоции. Солёные капли — без истерики, молча, — стекали по щекам девушки, и взгляд, прежде отсутствующий и равнодушный, сейчас был преисполнен боли.
— Может быть, ты расскажешь? — Ольшанский остановился в дверном проёме. — М?
— Тебя покормить надо после работы, — глухо ответила Саша, словно не услышала его вопрос. — Я сейчас…
— Я поел на работе, — Игорь поймал её, когда Александра пыталась пройти мимо, и вновь усадил на кровать. — Тебе же самой легче станет, если ты поделишься.
Он осторожно присел рядом, и Саша — впервые за последние дни, — осторожно придвинулась ближе и ткнулась носом в рубашку, тихо всхлипывая. Её пальцы сжали воротник почти до треска ткани, слова превратились в нечленораздельное бормотание, и Игорь вряд ли мог расшифровать хотя бы что-то.
Вместо того, чтобы добиваться от Саши правды, он крепко прижал её к себе, обнимая за плечи, и иногда согласно кивал, поддерживая особенно громкие всхлипывания.
Разобрать, что именно девушка пыталась рассказать, было невозможно. Её речь, обычно чёткая и правильная, теперь превратилась в сплошные всхлипывания и странное, нечленораздельное бормотание, но Игорь, признаться, был даже рад, что ничего не понимает. Главные факты для него с самого начала были известны — Сашин отец обманул её, пытался каким-то образом вытащить из дочери деньги, а причиной была отнюдь не болезнь.
Девушка затихла минут через пятнадцать. Голос её теперь звучал только как хриплый шепот, и говорить она могла с трудом. Дыхание выдавало сильную усталость, сбивчивое, поверхностное, словно Александра долго бежала или едва ли не утонула — она хватала ртом воздух, но вдохнуть полной грудью не могла.
— Почему ты не рассказала мне с самого начала? — тихо спросил Игорь. — Почему ты боялась?
— Можно подумать, — глухо ответила она, — ты и так не знал, что именно он сделал.
— Предполагал, но был не в курсе конечного результата, — Игорь и сейчас с трудом мог вычленить его из слов Александры, но говорить об этом не стал, знал, что сделает только хуже.
Она молчала. Может быть, потому, что не могла больше подобрать нужные слова, может, по куда более банальной причине — сорвала голос и теперь была способна разве что хрипеть.