365

— Просто спросить, как дела, — отрицательно покачал головой Ольшанский.

— Да замечательно всё! — Надежда Петровна широко улыбнулась. — Ты, знаешь, извини, что я тебе своё мнение навязывала. Это оттого, что я была не на своём месте. И чеснок этот… И Саша твоя. Мир?

— Мир, — сдался Игорь. — Конечно, мир. Я ж не маленький ребёнок, злиться без повода или по всяким мелочам.

Надежда Петровна, кажется, не ожидала, что так быстро получит прощение; в ответ она неловко перегнулась через прилавок, пытаясь то ли коснуться руки сына, то ли ещё что-то сделать, но только выронила калькулятор, и тот едва не разлетелся на части, упав на пол.

Игорь поднял его, стряхнул пыль и протянул матери; она осторожно взяла, стараясь не соприкасаться с рукой сына, и с какой-то неуверенной надеждой протянула:

— Ты спешишь, наверное… Домой пора, да и темно уже…

— Да, мама. Конечно же спешу, — правильно истолковал её неловкость он. — Приятной работы.

Даже если мать и чувствовала себя здесь на своём месте, на большее сближение с сыном, чем короткий разговор, она была не готова.

Игорь вышел на улицу, напоследок помахал матери рукой, зная, что она смотрит в окно магазина, и заспешил к автомобилю, больше всего на свете мечтая о том, чтобы скорее оказаться дома.

Он не мог сказать, что после разговора с матерью стало намного легче, но в чём-то Яна была права. Взяв на себя ответственность, решившись хоть на какое-то общение, он, по крайней мере, позволит себе жить спокойнее. И избавится от ещё одной причины для волнений и самобичевания.

А Надежда Петровна… Что ж, Игорь попытался. И ответ не был для него неожиданностью: даже признав часть своих ошибок, мать была готова переносить поражение только наедине.

74 — 73

74

18 февраля 2018 года

Воскресенье

— …Сказала мне, что совершенно счастлива, работает там, ей всё нравится, — закончил Игорь. — Вот и всё. Попросила приезжать не слишком часто, кажется, она была совсем не рада меня видеть. А может, просто стеснялась почему-то. Не знаю, я не уточнял, сами понимаете, но… странно всё это.

— Твоя мать наконец-то взялась за голову и пошла на работу, — защёлкала языком Ева Алексеевна. — Сделала то, что должна была совершить ещё лет тридцать назад. Действительно, это очень странно. Может быть, решила, что хоть как-то надо обеспечить себе достойную старость?

— Ну, зачем вы так, — примирительно произнесла Саша, понимая, что ни Игорь, ни его бабушка не будут в особо положительном ключе выражаться о Надежде Петровне. — Может быть, она действительно наконец-то нашла для себя подходящее место в жизни. Возможно, даже мечтала об этом все эти годы. Вы с ней слишком строги.

Игорю хотелось сказать, что женщина, несколько раз едва не отправившая своего сына на тот свет по причине тотальной невнимательности, вряд ли заслуживает огромного уважения, но что-то заставило его сдержаться. Это было не уважение к матери, скорее желание не бередить прошлое и не травить раны, которые только-только успели зажить, и даже не в его сердце — в бабушкином.

Ева Алексеевна всегда очень тяжело переживала брак своего сына с его женой, говорила, что они друг другу не подходят. Она любила своих внуков, но, кажется, больше потому, что они удались в неё и в её мужа, а факт материнства Надежды скорее игнорировала.

Что ж, это вполне объясняло причины плохо сложившегося брака. Бабушка никогда не мешала — она предпочитала действовать по принципу "я не лезу к вам — вы пытаетесь жить по своему уму", — но всё равно… Это накладывало определённый отпечаток. Игорь даже не мог с точностью описать, что именно не складывалось в их семье, по крайней мере, со стопроцентной точностью. Он только одно знал — ни мать, ни отец, ни они с Янкой никогда толком не были счастливы.

— Забудем об этом, — надеясь, что разговор перетечёт в любое другое русло, вздохнул Игорь. — А где Магнус?

— Да где-то там, — махнула рукой Саша. — Кажется, сидел на подоконнике. А что?

— Обычно, когда мы на кухне, тут оба кота, — отметила Ева Алексеевна, подхватывая на руки белого котёнка. — Ну, Малыш, где твой папа?

— Миа-у, — сообщил тот, тыкаясь крохотной мордочкой в подставленную ладонь. — Мр-р-ру?

Игорь поднялся. Оставлять Магнуса наедине с чем-либо всегда было опасной идеей, и он подозревал кота в страшных преступлениях, заведомо зная, что тот способен совершить отвратительные деяния. Перевернуть вазон — это ерунда, равно как и сорвать штору вместе с карнизом, но ума этого кошмарного зверя хватит и на то, чтобы удалить, к примеру, код с компьютера…

Магнус действительно вредничал, но вдалеке от компьютера. Он восседал на подоконнике и с философским выражением морды наблюдал за вороной, каркающей за окном. Обычно птицы, нарывающиеся на наказание, кота страшно раздражали, но сейчас он меланхолично водил головой из стороны в сторону, а потом вдруг встал на задние лапы и прижал их к стеклу.

Игорь, как завороженный, наблюдал за тем, как правая лапа надавила на оконную ручку, а потом запоздало вспомнил — проклятье, он же снял сетку, потому что та порвалась. Продрали птицы, может быть, та же самая ворона…