365

Из машины на сей раз удалось выйти спокойно. Ольшанский оглянулся — в деревенском полумраке было трудно определить, в какую именно сторону надо идти, — и мысленно проклял Яну, решившую вдруг стать совестливой и пожалеть несчастную, одинокую маму.

Игорь сам не знал, почему вдруг решил прислушаться к словам сестры и приехать. Родную мамину деревню он навещал только тогда, когда приезжал к бабушке — здесь, на соседней улице, была их дача. Но та часть, которую не занимали генеральские и профессорские здания, ухоженные, красивые и чаще всего нежилые зимой, оставалась для Ольшанского дремучим лесом. Он не дружил с местными детьми, когда проводил тут лето, не понимал интересы жителей деревни, и это было взаимно.

Воспринимать мать как одну из них тоже было непривычно. Всё-таки, она уже много лет жила в городе и вроде как не собиралась возвращаться обратно на родину.

Яна считала, что мать несчастна здесь — ведь она столько лет мечтала вырваться на свободу, сбросить с себя оковы душного посёлка. Но это Яна так думала; она умела говорить особенно поэтично, когда вдруг пыталась добиться чего-то от родственников. Игорь полагал, что в жизни матери всё звучало куда более спокойно. Она, может, и не задумывалась о том, что озвучивала её дочь.

Дом, в котором жила мама, Игорь узнал без проблем. Подойти к нему тоже было интересной задачей — перепрыгивая с одного снежного пласта на другой и пытаясь не провалиться, следовало добраться до высокого, даже не покосившегося от времени крыльца.

— Эй! — крикнули из соседнего двора. — Эй, парень, тебе кто нужен?

— Надежда Петровна, — остановившись, отозвался он. — Не знаете, она дома?

— А тебе зачем?! — возмущённо полюбопытствовали из-за забора. — Надьки дома нет, ну-ка кыш отсюда!

— И где она есть? — не отставал Игорь. Приехать в деревню ещё раз точно не получится, раз уж он здесь, то надо было пользоваться моментом. — Я — её сын.

За забором закашлялись, раздалось ворчание — кажется, кто-то кого-то отчитывал за излишнюю бдительность, — а потом из-за деревянных досок показалась мужская голова. Этого человека Игорь не знал, да и откуда, ведь они с матерью не общались о деревенском быте. Мог только предполагать, кто это такой, да и то — без особенной уверенности. Тем не менее, мужчина к нему присматривался очень внимательно.

— У Надьки, — сообщил он с нотками коварства в голосе, — дочка, между прочим.

— У неё двое, олух! — крикнула какая-то женщина из глубин двора. — И оба городские! В магазине она, парень, работает.

Игорь хотел спросить, в каком именно, но вовремя прикусил язык. Вопрос прозвучал бы для соседей очень странно. Магазин в деревне был всего один, но то, что мама в нём работала, стало для Ольшанского большой неожиданностью.

Он поблагодарил женщину, всё ещё прятавшуюся в зимней темноте своего двора, и побрёл в направлении магазина. Дёргать машину для этого было бессмысленно, и Игорь шёл пешком — так получалось намного быстрее. Правда, стремительно холодало, как будто мороз решил окончательно добить всех, кто попадёт в его лапы, но быстра ходьба спасала.

Магазин на улице оказался одним из немногих источников света — полыхал окнами, привлекая заждавшихся покупателей. Работал допоздна. Игорь даже удивился. На его памяти в деревне подобные заведения закрывали к шести, а сейчас было уже почти восемь.

Внутри оказалось уютно, тепло, да и товаров было не так уж и мало. Пустовали, в соответствии с временем, полки с хлебом, но всё остальное ещё можно было купить. Мама стояла за прилавком, тыкала пальцем в кнопки старого громадного калькулятора. Видеть её с этим доисторическим прибором было странно. Игорь не считал мать гением техники, но всё же компьютером и смартфоном она владела, но здесь, очевидно, было принято работать вот так.

— Мы уже закрываемся! — несколько крикливым голосом воскликнула мать, наследуя, вероятно, своих сменщиц, но подняла голову, увидела сына и замахала руками. — Нет-нет, ты заходи. Я думала, кто-то из деревни пришёл.

— Я вот… случайно тут оказался, — протянул Ольшанский, хотя на самом деле приехал именно к матери — но почему-то не решался ей об этом сказать. — Подумал, почему б не зайти, не посмотреть, как ты тут? Как себя чувствуешь? Мне сказали, ты устроилась на работу.

— Да, — подтвердила Надежда Петровна. — Видишь, тружусь… — Игорь был уверен, что сейчас последует неловкая пауза, но женщина только раскинула руки, обозначая своё место работы, и продолжила: — Мне даже нравится. Свои деньги есть, даже если и маленькие. В городе я найти себе нормальное место не могла. А тут и люди нормальные, и я как-то счастливее стала. Видишь, когда призвание обнаруживают.

Если б Ольшанский что-то пил или ел — он бы поперхнулся, но так — только вскинул голову и удивлённо уставился на мать.

— Значит, ты счастлива? — несколько недоверчиво спросил он. — Нет, я буду только рад, просто…

— Да, — подтвердила мать. — Думала, что перееду в город, как только будет возможность, но теперь вижу, что хочу остаться здесь. Мне тут как-то уютнее, что ли… А ты что-то хотел?