3749

Кивнув, Том выпрыгнул из салона и подал руку бабушке. Та с благодарностью приняла помощь. И, ведя внука в дом, ухитрилась провести ладонью по волосам, вызвав у мальчика тревожные мурашки. Впервые в жизни Тома кто-то погладил. Просто так, безо всякой задней мысли, просто за то, что он был…

Чугунная ванна с горячей водой, мягкое лохматое полотенце и душистое мыло, одежка, сложенная на кровати… Не казенное серое тряпье, а добротная, крепкая, сшитая на мальчика Томовых лет, пахнущая нафталином. Папина.

Держа в руках черный пиджачок, Том растерянно замер, не зная, сможет ли он надеть на себя одежду, из которой вырос его отец? Отец, всю жизнь проживший в этом доме, тогда как он, Том, вырос в приюте. Сможет ли он это принять?

Но ведь поведение стариков говорило о том, что они ничегошеньки не знали о внуке! Получается, папа им ничего не сказал? Или он сам не знал? Маловероятно. Детей же не из воздуха берут…

Дилемма разрешилась тем, что Том не захотел облачаться в старую вонючую рвань и, смирившись, натянул на себя новую чистую рубашку, жакет, брюки на подтяжках и ботинки. И сразу почувствовал себя франтом.

Первые дни Том обживался, с предельной вежливостью держась со стариками, которые, впрочем, не особо его доставали. Но совместные обеды-ужины и завтраки-ланчи постепенно сблизили нечаянных родственников, объединенных общей тревогой — войной. С течением времени Том стал ловить себя на том, что с таким же волнением ждет почтальона и со страхом гадает, что он принесет — письмо от отца или похоронку?

И в таком же смятении Том смотрел на письмо от отца, адресованное ему… Серый конверт, пропахший порохом и машинным маслом, странно-бурые чернила из чего-то жженого, слова, написанные быстрым летящим почерком, скупо, по-солдатски.

«Здравствуй, сын.

Твое появление меня удивило, но раз мать говорит, что ты моя копия, то так и быть. Будь. Будь и жди меня. И береги моих стариков. Видимо, сама Судьба послала тебя к нам. Но скажу начистоту, как мужчина мужчине, твою мать я не любил.

Неизлечимая болезнь забрала мою возлюбленную Сесилию, мой огонек и цветочек. Твоя мать всего лишь воспользовалась сложившимся положением и ловко вовлекла меня в свои любовные сети. Я её не виню за обман, но и жить с ней не мог. Прости за это.

Очень хочется на тебя взглянуть. Надеюсь, война скоро кончится, и мы сможем увидеться.

Твой отец»

Буквы заплясали перед глазами, и Том поспешно опустил письмо на колени. Папа не знал о его рождении. Мама завлекла отца обманом, опоила, скорей всего… Чувствуя подступающее отчаяние, Том выронил лист из ослабевших пальцев и поднялся с кровати — надо было срочно с кем-то поговорить. Почему-то на ум пришел дядя Морфин. Да, скорей к нему! Может, он проронит свет на тьму неизвестности? Может, он утешит, расскажет хоть что-то хорошее про маму?..

Не откладывая дела в долгий ящик, Том выскользнул из дома, пересек территорию усадьбы и нырнул в рощицу, росшую через дорогу. Там, в глубине зарослей, ютилась лачуга Мраксов.

Морфин выглядел не просто пугающе — отвратно. Пегие патлы обрамляли заросшую испитую грязную рожу, бесцветные зенки умудрялись косить сразу во все стороны, одно в пол, другое в потолок… Тома аж затошнило при виде эдакого убожества — и это, простите, волшебник?

— Ты? — пустил змеиную слюну Морфин. И скривился, бешено пуча глаза. — Выродила-таки выродка грязная сквибка?!

Том холодно поднял брови — дескать, ты про кого это?

— Про твою мамашу, блядь! — вызверился Морфин. — Осрамила нас, потаскушка, ограбила, все ценности фамильные присвоила, сучка! Сквибиха драная, как посмела сбежать, не понимаю?! И в маггла ещё втюрилась, подумать только! Совсем позорище! — взвизгнув, Морфин схватил со стола пустую бутылку из-под виски и со всей дури кинул в сторону Тома. Тот увернулся, и бутылка разлетелась стеклянными брызгами, врезавшись в дверь.

— Успокойся, — хмуро попросил Том, заставив Морфина вздрогнуть.

— Ты говоришь на нём? — неверяще спросил он.

— Говорю, — зло отозвался Том. — Значит, сбежала мать? — вернулся он к теме разговора.