38 1/2: 1 муж и 2 любовника

На наше счастье, напротив двери есть один свободный столик, откуда нам видно велосипеды. Я выпиваю большой стакан минералки, потому что только в этом случае можно быть уверенной, что подадут воду не из-под крана, и ем тост с томатами. Я с большим аппетитом поглощаю брускетту, как вдруг Кит Ричарде поднимается с места, подходит к «фольксвагену» с кассетой в руке, залезает внутрь и без предупреждения заглушает итальянские шлягеры. Это сигнал. Как муравьи, из соседних домов выползают другие пожилые пары и собираются вокруг автомобиля. Анита выходит из кафе и присоединяется к своему Киту. Я спрашиваю себя, что все это значит, когда слышу первые аккорды песни Энн Мюррей «Can I have this dance for the rest of my life».[22] Группа людей приходит в движение: пары начинают танцевать, глядя друг на друга влюбленными глазами. Я в восхищении откладываю в сторону брускетту, но не успеваю ничего сказать, как голубой официант уже стоит возле нашего столика и предлагает Максу пригласить меня потанцевать. Как он говорит, у них такой обычай: все влюбленные делают это каждый день в определенное время. Макс ненавидит танцевать, но не заставляет просить себя дважды, и мы, смеясь, пускаемся в пляс между собаками, хромыми столиками и людьми, как будто пришедшими из фильмов Феллини. Нам все аплодируют, и я мгновенно становлюсь красной как мак.

Мы остаемся еще выпить, но подумываем после второго бокала уйти на небольшую сиесту. По дороге мы останавливаемся, чтобы съесть по тарелке пасты, потому что поджаренный хлебец с томатами я оставила собакам. Что за день! Мы пили, ели, танцевали, смеялись, а потом Макс обхватил мое лицо руками и поцеловал меня. Я никогда в жизни не была так счастлива! Когда мы поднимаемся с кровати и садимся на велосипеды, еще только половина девятого. Рим овевает приятный прохладный ветерок, и я радуюсь, что захватила курточку. Мы останавливаемся на площади с множеством маленьких ресторанчиков и идем в уютнейшее заведение под названием «Soto Voce». Приходится подождать пару минут, все столики заняты. Я бы с удовольствием села на улице, но первым освобождается столик внутри, как раз у двери, освещаемый неоновым светом. Неважно, зато здесь вкусно готовят, а любовь пробуждает аппетит. Макс осыпает меня комплиментами, я улыбаюсь ему сквозь неоновый свет. Я наматываю на вилку спагетти с морепродуктами, когда наконец объявляются мои дети. Сегодня я уже разговаривала с Андреа, но Виктория и Йонас были недоступны. Я начинаю потихоньку волноваться, потому что день, когда они не подают признаков жизни, для меня плохой день. Я рассказываю Максу историю о том, как Виктория целовалась с испанцам, и что она со все большим воодушевлением исследует мой платяной шкаф, а Йонас обожает парусный спорт и теннис, и у него хроническая привычка всюду разбрасывать свои вещи. Я прошу рассказать еще что-нибудь о Юльене.

– Юльену двадцать три, он учится в Гейдельберге, но это ты уже знаешь.

Я спрашиваю, как он попал в Гейдельберг, чем он интересуется, есть ли у него девушка, как он выглядит, что делает в свободное время. Глаза Макса сверкают отеческой гордостью, когда он рассказывает о сыне. Затронув тему детей, я замечаю, что Макс не во всем единодушен со мной. Я быстро меняю тему. Мне совсем не хочется заводить дискуссию о том, насколько строго нужно воспитывать своих отпрысков. Вместо этого я рассказываю о том, что мы с Андреа вытворяли в детстве, о том, как мы ссорились, о нашем большом доме с садом, где у нас была собственная игровая площадка, о наших обожающих путешествовать родителях и о том случае, который совсем недавно круто изменил жизнь моей сестры.

– Теперь ты что-нибудь расскажи, – говорю я Максу, чтобы сдержать наворачивающиеся слезы.

История Макса не очень веселая. Я узнаю о его непростых отношениях с матерью, которая не заботилась о нем и не выполняла свои материнские обязанности. О том, что он не уважал своего покойного отца-алкоголика, который так и не смог вырваться из-под гнета жены-мегеры. Макс говорит, что совсем не общается с матерью и что Одетта видела свою свекровь только на свадьбе и больше ни разу. Между тем мать регулярно оставляет сообщения непонятного содержания на его автоответчике. Мне больно это слышать, и я немного стыжусь, что так красочно описала свое беззаботное детство. Я вижу боль и обиду в его глазах, слышу гнев и ярость в голосе и знаю, что уже слишком поздно хоть чем-то помочь.

Но я его понимаю. Я бы на его месте вряд ли поступила иначе. С другой стороны, мне кажется, что в один прекрасный день он может пожалеть, но будет уже поздно. Подбирая нейтральную тему для разговора, я спрашиваю, как ему нравится бифштекс с зеленью и картофелем.

– Molto bene, очень! А как тебе спагетти?

Нам удается сохранить приподнятое настроение этого вечера, мы садимся на велосипеды и катим по ночному Риму назад в отель.