38-я гренадерская дивизия СС «Нибелунги»

Сама война с Советским Союзом понималась в СС как устранение «еврейско-большевистской системы», использующей разные народы (главным образом — русский народ) для сохранения своей власти. Рассмотрение войны с СССР в этом контексте обусловило особое отношение в СС к народам, населяющим Советский Союз, главным образом — к русскому. Принято считать, что их всех поголовно зачислили в «унтерменши». Однако анализ показывает, что один из самых одиозных терминов в истории — «унтерменш» («недочеловек») — никак не связан с такими эпитетами, как «славяне», «русские» или даже «евреи». Но «унтерменшем» мог быть «большевик», «комиссар» и так далее, главным образом это касалось носителей коммунистической идеологии[184]. Таким образом, это слово имело ярко выраженный политический характер, но не национальный. В немецких официальных документах «принципиально вменялось в обязанность говорить не о России и русских», а называть военнослужащих Красной армии «советскими солдатами и красноармейцами»[185].

15 февраля 1943 г. была отдана знаменитая директива Министерства пропаганды, которая затем была развита для СС и полиции в директиве рейхсфюрера СС от 20 февраля 1943 г. Эта директива запрещала «унижать представителей восточных рас, прямо или косвенно, и особенно в публичных речах или статьях, ни ранить их чувство собственного достоинства». Откровенно и ясно заявлялось: «Вся мощь европейского континента, включая, прежде всего, восточные расы, должна быть привлечена к борьбе против еврейского большевизма», и что нельзя давать поводов советской пропаганде, что целью войны является «покорение рас на Востоке»[186]. Из этого следует, что цель войны виделась немцами в ликвидации «еврейского большевизма», но никак не в уничтожении славян.

Исходя из этого, вполне естественно, что некоторые аспекты немецкой оккупационной политики вызывали недовольство и критику у фронтовиков. К их мнению внимательно прислушивались. Офицеров, которые желали высказать соответствующие упреки критику, отправляли на специальные устроенные учебными отделами конференции. На них обобщался опыт войны с целью подведения под идеологическое образование реальной базы. Забавно, что на этих конференциях демонстрировались захваченные советские фильмы, которые для немцев служили яркими примерами методов идеологического воздействия и воспитания фанатизма.

Итак, распространяемые в Бад-Тёльце идеи в некоторой мере достаточно резко контрастировали с некоторыми догматами НСДАП, однако никаким секретом это не было. В год через школу проходило до 1000 юнкеров из разных подразделений войск СС, которые после возвращались в свои части, унося с собой витавшие в Бад-Тёльце идеи, настроения и мнения, делясь ими с сослуживцами, — ведь в школе юнкеров учили отстаивать свое мнение.

Активно критиковалась оккупационная политика и на внутренних занятиях в юнкерской школе. Важно помнить, что никакой тайны из этого не делалось. Известен случай, когда посетивший Бад-Тёльце командир академии кригсмарине в Мюрвике, капитан 1-го ранга Вольфганг Лют, кавалер Рыцарского креста с Дубовыми листьями, Мечами и Бриллиантами и убежденный нацист[187], в сопровождении командира школы Клингенберга посетил занятие по «Мировоззрению». На их глазах преподаватель, молодой офицер-фронтовик, несмотря на внезапное появление двух старших офицеров (причем одного из них явно чужого!), в течение часа в деталях критиковал курсантам немецкую восточную политику и выдвинул свое мнение, полностью оппозиционное официальной точке зрения. Это изумило Люта, не ожидавшего услышать ничего подобного. Он осторожно поинтересовался о происходящем у Клингенберга. Последний был не менее озадачен и заявил ему что сам слышит это выступление впервые, но может заверить Люта, что здесь это в порядке вещей и он полностью согласен с содержанием занятия.

Таким образом, военные реалии быстро указали на огрехи и проблемы в идеологическом образовании войск СС. Политический опыт войны обобщался на специальных конференциях. На конференциях в Берлине делегаты от фронтовых частей говорили «на прямом и явном языке», ничего не скрывая. Согласно преподавателю «Мировоззрения» из Бад-Тёльце, который присутствовал на одной из таких конференций, было три вопроса, которые неоднократно поднимались и вызвали острую реакцию: 1) что мы получили идеологически, чтобы противостоять врагу? 2) Что мы должны говорить о наших целях и задачах в этой войне, или, по крайней мере, что мы можем сказать? 3) На что могут надеяться ненемецкие солдаты в наших рядах?

Выработка правильных ответов на эти вопросы, в свете развития концепции «Новой Европы», ответов, которые удовлетворили и немцев и европейцев, введение их в оборот позволили придать актуальность идеологическому образованию в юнкерских школах. Поэтому иногда появляющиеся утверждения некоторых эсэсовских ветеранов, что якобы роль идеологии в программе юнкерских школ неизменно сокращалась, была неэффективной, а к концу войны вообще перестала играть роль[188], действительности не соответствуют.