39 долей чистого золота

День клонился к закату, когда девушку разбудило настойчивое чувство голода. С тяжелой, словно чугун, головой и болью в ногах Таня встала и поплелась на кухню ставить чайник. Ноги, забытые в связи с новыми впечатлениями, стонали, будто голодные псы, взывая обратить на них внимание. Таня вспомнила рекомендации врача: про ноги не забывать! И затем сразу в голове отозвался голос художественного руководителя танцевальной труппы, который настойчиво рекомендовал заниматься каждый день без перерыва. «Не лениться и не расслабляться» был его девиз, который он произносил так часто, что, стоило ему поднять указательный палец, все сразу понимали, что он сейчас скажет.

После первого и самого приятного утро-вечернего глотка черного ароматного кофе Таня принялась за рекомендации. Для начала нужно проглотить приличную порцию обезболивающего, затем туго замотать ноги специальными бинтами, а уже после вставать на мыски. Таня надела наушники, включила музыку в своем телефоне и, сунув его в карман, начала разминку, лицо ее резко менялось, когда она собирала короткие черные растрепанные волосы в маленький торчащий хвост на самой макушке, и становилось серьезным и взрослым. Так Таня выглядела только в те моменты, когда ее легкое тело порхало над полом, выписывая каждый пируэт так изящно и безупречно, что даже старый скрипучий паркет замолкал в изумлении. Сложно было представить, что может получаться что-то лучше пантомимы, окутавшей, словно туман, юность молодой танцовщицы. После очередного прыжка Таня замерла, лицо ее покраснело, на лбу выступили капли пота, а ноги неподвижно застыли на месте. Музыка продолжала играть в наушниках, но девушка со злости сдернула их и швырнула в сторону… Боль отступила через несколько минут, после чего Таня смогла сесть на табурет и громко разрыдаться. Это продолжалась минут десять, а следующие полчаса она сидела тихо, уставившись в одну точку: слезы высохли, оставив белые разводы на щеках, в это время на улице уже полностью стемнело.

– Я уже было подумал, что ты не придешь, – сказал голос, когда Таня вкручивала лампочку в патрон.

– Мне нравится тут. Знаешь, у меня такое странное чувство, будто, пересекая черту гардеробной, я попадаю в другой мир, словно тот мир, в котором я живу, остается там, а тут совсем другой, тут меня переполняют эмоции, но совсем не те, что там. Понимаешь, о чем я?

– Фантазерка. А чего ты плакала сегодня?

– Ничего.

– Можешь, конечно, не говорить, это вовсе не мое дело. Просто ты совсем одна, и я подумал….

– Ничего я не одна! – воспротивилась Таня и тут же поняла, что неправа. – Ну, может, и одна, и что? Нельзя поплакать?

В ответ ничего не сказали. Таня спустилась с табурета, подошла к двери собеседника и села на корточки:

– У меня болят суставы, и рано или поздно я перестану танцевать. Сейчас лето, есть возможность подлечиться к новому сезону, но все идет сложнее, чем я думала, а я должна танцевать свою роль! Должна – понимаешь?

– Понимаю, – с грустью ответил голос. – Как тебя зовут, скажешь?

– Таня.

– Я Виктор, очень приятно.

Таня встала и начала водить фонарным лучом по стене.

– Где тут может быть выключатель, не знаешь?

– Он у меня, не ищи.

– У тебя?! – удивилась Таня. – Как это?

– Вот так. Зажигать?

– Давай.

В комнате по-прежнему было темно.

– Ничего не горит, – сказала Таня.

– А лампочку ты вкрутила?

– Нет, держу ее в руке.

– Ха-ха-ха-ха! Ты с юмором!

– Ты тоже! – ответила Таня, разглядывая плафон в свете все того же фонарного лучика. – Наверно, контакты перегорели, надо бы его разобрать и почистить. Может, поможешь?

– Нет! – уверенно сказал Витя.

– Почему это?

– Нет, и все.

– Я не кусаюсь и не насилую молодых парней, так что ты в полной безопасности, – с преобладающей долей сарказма сказала девушка.

– Нет же, говорю. Я не могу. Позови мастера, тебе все починят.

– Странно, но дело твое.

– Обиделась?

– Нет, я не обижаюсь на такие вещи, – ответила Таня и снова залезла на табурет.

– Обычно все обижаются.

– Какой смысл обижаться, если я даже не знаю, кто ты, как выглядишь? И есть ли ты на самом деле или всего лишь плод моего воображения, а в этом случае обижаться вообще несерьезно, так как обижаться на собственную фантазию – это уже совсем другая форма шизофрении.

– То есть разговаривать допустимо, а обижаться нет?

– Именно.

– И тебе не страшно от этих мыслей?

– Нет. Потому что ты, скорее всего, все же реальный человек. Это объясняется двумя простыми фактами: чтобы ты появился в моем воображении, я должна была тебя как-то ожидать и представлять тут. Иными словами, ты бы не появился без моего на то желания. И второе: будь ты мой воображаемый друг, звали бы тебя Александр, а не Виктор.

– Это почему? – возмутился голос за стеной. – Что, любовь твоя?

– А вот и третье доказательство: все воображаемые личности мыслят очень нестандартно, а ты предположил самую примитивную версию.

– Ой, ну ладно.

– Смею тебя заверить, – сказала Таня, слезая с табурета с плафоном в руке, – что воображаемых друзей у меня нет ни одного, впрочем, как и не воображаемых.

– Почему? – спросил голос.