39 долей чистого золота

Таня открыла глаза, сквозь узкие щели между отекшими веками просочился тонкий обжигающий луч света. Силуэты приобрели очертания и стали узнаваемы. Кто-то рядом говорил шепотом, слова были неразборчивы.

– Ну, наконец-то! – воскликнула Танина сестра и, сев на край кровати, обняла девушку.

– Мне больно, – хрипло проговорила Таня.

Сестра с заплаканным лицом приподнялась и ободряюще кивнула:

– Да, тебе нужно терпеть! Сейчас я позову медсестру, она сделает обезболивающий укол.

– Не нужно, – проговорила Таня и повернула голову набок. – От моей боли он не поможет.

Слезы покатились по ее щекам и плечу.

– Что случилось с тобой, Таня? От кого ты бежала? –настойчиво спросила сестра свойственным ей строгим тоном.

– Ни от кого.

– Тогда как ты попала на пути?

– Пыталась догнать, – говорила Таня еле слышно.

– Кого?

– То, что догнать невозможно, – Таня посмотрела на сестру, которая, не переставая поглаживала уже округлившийся живот, и сквозь слезы улыбнулась. – Принеси мне, пожалуйста, тетрадь – я хочу записать кое-что…

Следующим утром на прикроватной тумбочке лежал первый синий дневник, он был новый, бумага еще не ссохлась и не пожелтела. Зашла медсестра:

– К вам приходил посетитель, но не дождался начала приема, сказал, что был там с вами, и просил передать это, –

медсестра вложила в руку девушки что-то маленькое, круглое, плоское и холодное.

Таня сжала ладонь, а затем взяла тетрадь и сделала в ней первую запись:

«То, что произошло со мной, удивительно и не имеет никого объяснения, или я его просто-напросто не знаю. Жаль, но я не могу поведать миру об этом чуде, потому что меня сочтут сумасшедшей и остаток своих дней я проведу в доме для психически больных людей. А я не могу этого допустить, потому что у меня в жизни есть планы, которые, как мне кажется, должны осуществиться. Ради них я буду держать в тайне свою историю…

И, может быть, когда-нибудь я напишу об этом книгу…»

Эпилог

Виктор продолжал ждать, он слушал ночную тишину за плотно закрытой дверью, сидя на полу, и считал дни до приезда Тани. Иногда ему чудились шаги, он встревоженно вскакивал, включал свет за дверью, но через некоторое время понимал, что это лишь видение… Мучительное ожидание поглотило его целиком, он перестал интересоваться привычными ему вещами, плохо ел и практически не спал. Он отчаянно верил в то, что Таня вернется…

Прошло три года, два месяца и пятнадцать дней с момента их расставания, дерево за его окном распустилось непривычно раскидисто и заслонило солнечный свет, в комнате Вити царили полумрак и тишина, которую лишь изредка нарушали скрип кровати и шорох его осторожных шагов.

Мать вернулась с работы чуть раньше обычного, сумки с продуктами и брякающими бутылками плюхнулись на пол, дверь хлопнула. Витя приподнял голову и прислушался – мать прошла на кухню, по пути сбросив неудобную тесную обувь, села на табурет, вытянув отекшие, побитые ноги вперед, вздохнула и закурила сигарету. Это ее привычные действия, дальше она пойдет в комнату, наденет халат и вернется на кухню готовить обед. В комнату к сыну она заглянет позже – может, часа через два.

Но в этот день все пошло не так. Внезапно на входную дверь обрушились глухие удары, они сыпались один за другим, словно камни, падающие на землю с большой высоты.

– Что ты долбишь? Сейчас открою! – хриплым голосом крикнула мать и с тяжестью в спине поднялась со стула.

Витя юркнул под кровать и потянул вниз одеяло, чтобы закрыть щель, – это было его убежище, никто не мог добраться туда, оно было надежным, словно бункер, в котором можно спастись от взрыва атомной бомбы.

– Что так долго?! – орал отчим. – Почему не открываешь? Может, прячешь тут кого-то?

Он явился непривычно рано и был сильно пьян, громко кричал и с яростью молотил кулаками по всему, что попадалось на пути.

– Прекрати, ты выломаешь дверь! Перестань!

– Выломаю чертову дверь! – в коридоре раздался звон разбитого стекла и крик матери: протяжный, стонущий, просящий пощады, он словно отразил всю тяжесть ее бытия, всю боль, что сидела все эти годы где-то в глубине ее души и вот наконец-то вырвалась наружу, словно джинн из бутылки после тысячелетнего заточения.

Если бы она не пришла с работы так рано; если бы не открыла дверь; если бы позвала на помощь; если бы стояла чуть дальше; если бы не рвалась спасать свою старую, никому не нужную мебель… То, вполне возможно, осталась бы жива в этот день. Но судьба распорядилась иначе.