4 года

Там в булочную я стартовала прямиком из душа, надевая что попалось под руку, порой без трусов. Там каждый день горели мусорные контейнеры. Из окон смело торчали кусты марихуаны. А старики, жившие за этими окнами, обтирали лица платками и твердили: «Mucho calor[10]».

Игорь считал обычным делом, что кто-то истошно орал по ночам: «Please!!! Help!!![11]»

«Наверное, его обокрали, возможно, немного порезали, – скучающим тоном говорил он. – Здесь случается, привыкнешь».

Ближе к утру, когда стихал гомон party и мотоциклетный шум, оживали жирные белые вороны. Крики этих тварей врывались сквозь стены, я боялась выйти из комнаты: а вдруг наш балкон облепила стая морских собак из порта, они гадят в цветочные горшки и гор-лаят «кау-кау-ау!!!!!!».

Я тужилась, пытаясь придумать закрученный сюжет. Девять друзей из Барселоны должны спасти мир от заговора масонов. Или: восемь разных судеб объединит девятая героиня. Писать не получалось, да еще зацикленность на разводе, который предстоял по возвращении 19 сентября.

Оставалось загорать и выписывать цитаты из книг. На пляже повсюду стояли таблички с просьбой не курить травку, но я все равно приносила из дома заготовленный легкий косяк, вжималась в песок и курила. Ближе к отелю «Парус» – неформальная зона без детей с ведерками. Парни, через одного в чем мать родила, и сиськи. Много сисек.

В один из дней позади расположилась пара. Они читали книги в тени полосатого зонтика. Может быть, им за 50, а скорее, за 60. Меня необъяснимо притягивали некоторые взрослые женщины. Кожа уже не та, лицо, шея, руки покрыты глубокими морщинами. Но сколько в них жизни! Внутренней красоты, магнетизма. Сумасшедшая харизма! Хочется подойти и познакомиться, впитывать длинные истории, учиться, дружить, просто находиться рядом. Слушать, как она зачитывает вслух отдельные отрывки, и смеяться вместе с ней. Называю таких «Софи Лорен». Великие женщины. Муж спрятал половину лица за раскрытой книгой, а над ней водил глазами вправо-влево, влево-вправо. Тик-так, тик-так.

Игорек иногда делился неприглядностью эмигрантской жизни. Рассказывал, как попытался подружиться с соседями, взял ведро с тряпкой и вручную на карачках вымыл все четыре площадки с лестницей. Стоит потом на балконе довольный, курит, а внизу собираются люди и кричат: «Вызовите скорую!» Одна бабушка поскользнулась и что-то сломала.

А однажды Игорь вышел из комнаты с каким-то гвоздодером в руках. «Это крюк, которым снимают магниты с вещей в примерочной». Реакции не последовало, но внутри меня клокотало негодование, внутреннее чувство справедливости, противостояние осознанному воровству.

Барселонета многому меня научила. Там, в свои 28, я стала старше.

В память навсегда впечатались не только свист горячих испанцев из бара: «Hola, Guapa!!!»[12], но и рыдание матери над сыном, которого сбил мотоциклист напротив моего подъезда: «El ni~no!!!»

[13]. Нет меж нами никакой разницы, у нас у всех общие радости и общая боль, мы все хотим жить. И не стареть.

В пляжном баре нам принесли ледяной кувшин «Es Sangre del Diablo!» (исп. «Это кровь дьявола!»), за изобретение которой по легенде сожгли на костре итальянского солдата Хелио Габала. Сожгли, конечно, не по легенде, но испанцам милее версия о том, что первыми сангрию придумали крестьяне в Ла-Риоха с не менее кровавой историей.

Напиваться на первом свидании – моя традиция. Нет, не на том свидании, когда ты думаешь: «Пойду поем». А на том, когда флюиды ракетницами взлетают вверх и тлеющими искрами оседают в радиусе десяти метров, когда очень-очень хочется переспать.

Федерико спрашивал меня, почему хожу на носочках.

Я из тех, кто репетирует свой выход. Мысленно. Самое важное – хорошо вступить: улыбка, поза, жесты, первые фразы. Ты, как гамельнский дудочник, ведешь за собой «зрителя».

Итальянец стоит под фонарем, из подъезда напротив должна выпорхнуть я в маленьком бежевом платье и прозрачных силиконовых сандалиях. И почему бы не на носочках?

Ветер трепал лоскуты матерчатой крыши. Официант складывал белые стулья вертикальными башнями. На дне стеклянного кувшина покоились мятые окрашенные вином дольки апельсинов и зеленых яблок. Вокруг становилось все меньше и меньше пластиковых стульев. Последним посетителям бара пора покидать насиженные места. Переходить на новый этап. Долгожданный поцелуй у кромки кучерявого прибоя. И мы бы растворились друг в друге прямо там, если бы не свет фар машины для очистки песка. Затем на время нас приютила ярко освещенная набережная с длинными рядами пустующих лавочек. До тех пор, пока мой желтый клатч в бабочках не схватил «марокканский» воришка. Совсем мальчишка. Догнать его не составило труда, и ребенок отшвырнул в сторону добычу, даже не успев достать телефон.