40 австралийских новелл

— Пойдите туда и сами спросите их, если вы не верите, спросите помощника капитана. Я‑то с ним говорил вчера — спросите его! Прочтите вот это… — он вытащил телеграмму, помахал ею и громко прочел: «…просим поддержки австралийских моряков…» Даю вам слово, что это судно не поднялось бы по реке, если бы я вовремя получил телеграмму. Об этом позаботились бы моряки. Но оно вошло в порт, и мне остается только обратиться к вам, друзья. Вы знаете, где правда. Не мне вам рассказывать, что такое скебы для нашего брата. Помните, как вы поступили, когда была забастовка на транспорте и ваш исполком послал вас водить автобусы? Вы доехали на них до порта, устроили митинг, объявили автобусы «черными» и разошлись по домам. Ведь недаром же у австралийских портов добрая слава во всем мире. И я вам говорю — не черните наше доброе имя! Оно нам нелегко досталось. А в данном случае все ясно. У канадских моряков урезали жалованье. Это в наши‑то времена! Что же им было делать? Что бы сделали вы на их месте? Они и забастовали. Теперь они голодают, их бьют, сажают в тюрьмы. Но они не сдаются, они держатся до сих пор. Многого они от нас не требуют. Только чтобы мы бойкотировали эту посудину, набитую скебами. Вон она — поглядите! Поглядите на эти рожи на палубе — захватили работу людей, у которых достало мужества включиться в забастовку за шесть тысяч миль от дома. Нет, друзья, если вы разгрузите этот корабль…

Мэниона слушали внимательно, но все‑таки нашлись крикуны, которые подняли шум. Теперь надо, чтобы докеры решили все сами, нельзя им навязывать свое мнение. Ответив на несколько вопросов и выкриков, Мэнион отошел в сторонку и стал ждать, что будет дальше.

Докеры с полчаса совещались, не обращая внимания на бесконечные призывы нарядчика начать работу и поглядывая, не идут ли Хеффнер или Несс, за которыми послали. Но никто не появлялся, и около половины десятого на ковш, с которого сошел Мзнион, взобрался какой‑то парень. Он предложил пока что объявить «Гектор» «черным» и ждать окончательного решения исполкома. Парень был молодой, выступать, видно, не привык и очень волновался. Сначала его было чуть слышно, но чья‑то громкая реплика: «А ты‑то что знаешь о скебах? Сосунок паршивый!» — разозлила его.

— Что я знаю о скебах? Много знаю. И моряков я тоже хорошо знаю. Я сам был моряком до того, как пришел сюда, в порт, и лучше я отрублю себе руки, чем поднимусь на эту посудину. Я‑то знаю, что сейчас происходит у канадцев. У меня там друзья — всю войну я плавал на канадских судах. Вот это я заработал не в мельбурнском порту… — молодой угольщик вдруг сорвал с головы шляпу, и тогда все увидели то, что раньше могли разглядеть только немногие стоявшие вблизи, — все лицо у него было испещрено белыми шрамами. — Я это заработал, когда плыл по морю горящей нефти. Слышали вы, как мужчины кричат от ужаса? Нас осталось в живых всего несколько человек. И вы хотите, чтобы я предал друзей, с которыми три месяца пролежал в госпитале? У нас здесь пока что неплохо, но по ту сторону океана — там уже завелась всякая пакость… В каждом порту в Канаде и в Штатах моряки ходят без работы. Вот почему владельцы судов норовят платить им поменьше. Война кончилась, свою шкуру они спасли, теперь снов. а можно рабочего хватать за глотку. Моряков в Нью — Йорке хоть пруд пруди…

Молодой моряк разошелся вовсю и, видя, что его слушают, неистово размахивал рукой, тоже испещренной шрамами.

— Читали недавно в газете про торговый флот Панамы? Подумать только: у Панамы второй по величине торговый флот в мире! Такая малюсенькая страна, а судов у нее больше, чем у Франции или у Италии. Только в статье ни слова о том, как же так получилось. Наверное, думают, что вы прочтете, ни о чем не спросите и только ахнете: «Ну и чудеса на белом свете!» А для меня тут никаких чудес! Я‑то знаю, как это вышло! Думаете, тут ни при чем американские матросы, которые голодают в Нью — Йорке? Как бы не так! Американские судовладельцы не станут урезывать зарплату; они придумали трюк получше. Хотите знать какой? Они просто открыли новые акционерные общества в Панаме — старые фирмы под новыми названиями, чтобы обойти закон, и перевели свои суда в регистры Панамы. Вынули их из одного своего кармана и переложили в другой. Разницы нет, только они теперь уже не американские суда, а панамские. Поняли? И уже никакой волынки с профсоюзами. Теперь они могут эксплуатировать кого захотят и на любых условиях и не нарушать никаких законов. Там у меня тоже есть товарищи. Я и на американских судах плавал. Вот так‑то, друзья, а вы хотите, чтобы я разгружал эту паршивую посудину!

Нет, они не хотели. Они сказали это, сказали так громко, что их ответ звонким эхом отдался от борта корабля, погруженного в тишину, и прокатился по всему порту и дальше, по дороге. Докеры разошлись по домам. Несколько раз звонили в управление и в пакгауз, но ни Несса, ни Хеффнера там не оказалось. Никто в управлении не знал, где Несс. Хеффнер нашел себе важное дело в Вильямстауне, но не сказал, на каком корабле или в каком порту.