40 австралийских новелл

Кайек побежал к лагерю. Ниниул положила на землю все пожитки и побежала за ним следом. Лопату и топор понесла она. Кайек остался в лагере, чтобы накрошить табаку и набить трубку Энди; подойдя к очагу, чтобы зажечь трубку, он нашел там кварту холодного чая и выпил ее залпом. После этого Кайек не спеша направился к эвкалипту, с наслаждением попыхивая трубкой.

Теперь уже возле Энди на камне лежало унций десять золота, а он, словно помешанный, рубил и рубил корни эвкалипта. Когда наконец он остановился передохнуть и повернулся к Кайеку, глаза у него были совсем безумные. Он опустил топор, шагнул к Кайеку и положил на его узкое черное плечо огромную волосатую руку.

— Спасибо, брат, спасибо! — любовно прохрипел Энди прямо в лицо Кайеку. — Вот это‑то я и искал всю мою проклятую жизнь. И нашел только благодаря тебе. Да, благодаря тебе, а я тебя чуть не выгнал. — Он так тряхнул Кайека за плечо, что тот закачался. — Я про это не забуду, — продолжал Энди; он чуть не плакал. — Клянусь тебе, не забуду! Я позабочусь о тебе, брат, ты не беспокойся. Я буду платить тебе столько, сколько черные никогда не получали. Я буду платить тебе больше, чем платят белым. Ох, мать честная, как я тебя люблю! Я куплю тебе все, что ты захочешь. Благослови тебя бог! — И Энди снова набросился на корни эвкалипта, Кайек постоял немного, глядя, как он роется в корнях. Потом сказал:

— Э — э, босс, моя жена — мы двое очень хотим еда.

Энди перестал копать.

— Там полно еды, в лагере, — быстро заговорил он. — Бери что хочешь. Забирай хоть все! А когда пойдешь обратно, захвати еще одну лопату и лоток. Там на золе лепешка. Ешь ее! Ешь, что тебе только захочется, брат. Все, что у меня есть, — это твое!

Кайек зашагал к лагерю, сделав знак Ниниул. Она опять собрала вещи и пошла за ним.

Там они уселись у костра и принялись уплетать мясо и горячую лепешку с патокой, прихлебывая густой чай. Слышно было, как невдалеке работает счастливый Энди. Потом Кайек и Ниниул по очереди курили трубку. Энди два раза звал их, чтобы показать новые сокровища, которые он выкопал. В первый раз Кайек пошел посмотреть. Во второй раз пошла Ниниул, потому что Кайек — поэт, пристально глядя в огонь, что‑то тихо напевал и не слышал зова Энди. Вдруг Кайек вскочил, шлепнул себя по ляжке и, пританцовывая, запел:

Зачем он, белый человек, золото любить?
Зачем он черный малый большая плетка бить?
Моя не любит золота, твоя копает золото,
Моя зеленый лес уйдет, твоя помрет от золота.

Он повернулся к Ниниул, и у нее загорелись глаза и дрогнули губы. Мгновение Кайек смотрел на нее. Потом начал хлопать в ладоши и притоптывать. Затем вдруг остановился, перевел дыхание и опять поглядел на Ниниул.

— Яккараи! — радостно закричала Ниниул и подпрыгнула. Из редеющего тумана послышался голос Энди:

— Эй, сюда, брат. Скорей сюда! Иди погляди, что тут для нас припрятали ангелы небесные. О боже! — из груди Энди вырвалось рыдание.

Кайек посмотрел в его сторону. Потом повернулся к Ниниул и подал ей знак. Она быстро собрала все их имущество. Кайек подошел к ней, взвалил на плечи ношу и быстро зашагал впереди своей подруги, вдоль берега реки, держа путь в Пейпербакс — на празднество.

ГЭВИН КЭЙСИ

ГОВОРЯЩИЙ ЗАБОЙ (Перевод М. Михелевич)

Все недоразумения между Биллом Лоутоном и Джимом Спэрроу пошли с тех пор, как Билл узнал слабое место своего напарника. Год проработали они бок о бок дробильщиками на руднике, прежде чем Билл сделал открытие, так круто изменившее их отношения. Но, как говорится, чему быть, того не миновать… Началось это в тот памятный вечер, когда сменный десятник снял их с семисотого горизонта и поставил в большой забой на горизонте в тысячу двести футов.

Билл хорошо знал шахту. Ему уже случалось работать на этом горизонте, так что его такая перестановка не смущала. Зная выработки вдоль и поперек, он шел впереди, даже не вглядываясь в освещаемое лампой пространство. Проходя мимо ската, он крикнул напарнику, чтобы тот поостерегся. А когда в четверти мили от ствола послышалось обычное на этом горизонте рокотанье, Билл и ухом не повел. При переходе из туннеля в огромную темную камеру он, не оборачиваясь, заметил:

— Местечко вполне приличное, Джим. Воздуху тут вдоволь, а я, знаешь, люблю, когда воздуху много.

Тут он оглянулся: Джима как не бывало.

В первую минуту Билл испугался, но затем шорох скатывающейся гальки и мелькнувший вблизи огонек успокоили его.

Джим вынырнул из темноты и поставил лампу на каменную глыбу позади себя так, что свет падал ему на спину, оставляя лицо в тени.

— Что там у тебя стряслось? — спросил Билл. — Нагнал ты на меня страху.

— Ничего, — отозвался Джим. — Просто место незнакомое.