Тут появилась Лорна и увела мужа в дом. Оба они молчали. Лорна принялась убирать со стола — просто чтобы чем‑нибудь заняться. Вообще‑то она не отличалась особой аккуратностью. Время от времени она бросала тревожный взгляд на Мервина — тот стоял у черного хода, свертывая папиросу, и глядел на улицу.
— Мне этот тип никогда не нравился, — сказала она вдруг.
Мервин ничего не ответил. Он сделал глубокую, словно горький вздох, затяжку.
Лорна бросила свою работу и, недоуменно, почти тревожно глядя на мужа, подошла к нему.
— Неужели ты станешь из‑за этого расстраиваться? — сказала она.
Он обернулся, глядя на нее рассеянно и раздраженно.
— Ты чего? — сердито спросил он, досадуя, что она прервала его мысли.
Лорна отпрянула, словно ее толкнула невидимая рука.
— Да что это ты, Мервин? Никогда с тобой такого не бывало, — сказала она прерывающимся от волнения голосом.
Мервин посмотрел во двор, на недостроенный курятник, потом сказал, обращаясь словно не к Лорне, а к самому себе;.
— Беда с женщинами — очень мало они на людях бывают. — Потом добавил, отвернувшись: —Пожалуй, надо закатить машину во двор.
— А разве мы не поедем кататься? — робко спросила она, с необычной готовностью подчиняясь его настроению.
Не оборачиваясь в ее сторону, Мервин бросил:
— Сегодня мы должны подумать о Мэри.
Когда он вышел к машине, мимо проходил один из соседей, Чарли Сэлвуд, работавший на железной дороге в отделе объявлений. Мервин всегда был вежлив с ним, хотя и считал его невыносимо скучным. Но у Чарли тоже был «холдмур», и Мервин решил, что не худо бы получить от него какой‑нибудь практический совет.
— Ох, пожалеете вы, — сказал Чарли снисходительно, разглядывая машину.
— Это почему же? — равнодушно спросил Мервин.
— Теперь только и начнутся все ваши беды. Из‑за этой вот штуки, — и он выразительно ткнул пальцем в машину. — Я вообще жалею, что связался.
— Да ну? — беспечно сказал Мервин, но брови его нахмурились, им явно овладело беспокойство. — Я прикинул, что придется платить по восемь фунтов в неделю.
Чарли рассмеялся, словно захрюкал.
— Так и я думал. Лиха беда начало. А ведь все беспрестанно дорожает.
Мервин обошел машину кругом и стал около переднего сиденья. Чарли подошел поближе.
— Да не говорите, — продолжал Чарли, — мне ли не знать? Откладываешь какую‑то сумму, а потом все дорожает: еда, одежда. Растут квартплата и налоги. И что получается? А? Все равно надо отваливать восемь монет за машину и за ее содержание. А тут еще всякие болезни? Да, кстати, новость — читали сегодня газету? Повышается третий взнос по страховке. Как будто они сейчас мало из нас выжимают, эти автомобильные компании с их страховкой! Вы когда‑нибудь вникали в это дело? А надо бы. Теперь вот собираются повысить плату за регистрацию, а там, глядишь, бензин подорожает. Да, чуть не забыл: мне вчера шепнули в главной конторе — в мастерских собираются срезать все сверхурочные. Вот, значит, какие дела…
Чарли умолк, лишь когда Мервин включил мотор.
Вернувшись в дом, Мервин почти весь вечер молчал, и, сколько Лорна ни пыталась вовлечь его в разговор о ма шине и о будущих поездках, ей так и не удалось вывести его из этой странной задумчивости.
Спать он лег с тяжелым сердцем. Болезнь Мэри, постоянные жалобы Джона на боль в груди, тяжелая сцена с соседом, третий взнос по страховке, подъездная дорожка, новое шоссе, прекращение выплаты сверхурочных — все эти думы теснились в его мозгу, а стоило ему отвлечься от них, как тотчас же приходили на память советы отца и других людей. Он думал о товарищах по работе. Вот Задира с его вечными насмешками или Ларри… Говорил же ему Ларри, что он сам себя дурачит…
Горькие мысли долго не давали ему уснуть и в ту ночь и еще много — много ночей, и от этого он стал угрюмым и неразговорчивым, почти все время молчал на работе и дома.
А Лорна — она не все поняла в тот первый вечер, но потом у нее появилось ощущение какой‑то странной пустоты, как будто она лишилась чего‑то навеки.
АЛАН МАРШАЛЛ
В ПОЛДЕНЬ НА УЛИЦЕ (Перевод Н. Лосевой)
Инкассатор положил деньги в карман и сказал кассиру:
— В который это раз я приезжаю, конца нет.
— Да, — сказал кассир. Он сосредоточенно отсчитывал монеты, мелькавшие между его пальцами, и не поднял головы. — Конечно.
Инкассатор попрощался и толкнул одну из вращающихся дверей, выходивших на главную улицу. В банк ворвался грохот трамвая. Инкассатор вышел из двери и вдруг остановился как вкопанный на верхней ступени каменной лестницы, спускавшейся к тротуару.
Внизу парень в кожаном фартуке опускал на нижнюю ступеньку девушку, безжизненно повисшую у него на руках. Его товарищ, курчавый паренек, упершись руками в колени, весь подался вперед и смотрел на них, не отрывая глаз.