В мороз, от которого сердце заходится, будто от спирта,Трамвайному позднему путнику не думается и не спится.Зима, ледяная птица, на окна трамвая роняет белые перья,И путник на стекла белым дыханием дышит, исполнен терпенья.Так терпеливо колеса тяжелые трутся, так трудно рельсам,Мир утекает враскачку в пустые глаза, чтоб забыться и отогреться.Что там творится вокруг? Ничего не творится, и незачем рваться из плена,Пар превращается в иней, исполнен терпенья.Трезвый корабль, и куда ж волокут тебя белые ветры? Твои пассажирыЛед ободрали с усов, отогрелись и все позабыли.«Пьяная женщина с мертвенно-взрослым ребенком…»
Пьяная женщина с мертвенно-взрослым ребенкомБродит по городу ночью, под гулким дождем.Так безнадежен их путь, прозябание тонко,Вот оно рвется, и вот они гибнут вдвоем.Там, за пустыми, как сон, городскими кустами,Там, на пустынном асфальте, холодном, как лед,Пьяная женщина вновь забывается снами,Мертвый ребенок опять утомленно живет.Вот они гибнут, замерзнув, спасаясь от ветра,Вот они снова с морозным рассветом встают,Мать и единственный сын,Ожидая ответа,Не задавая вопросов,Не зная,Как их задают.«Мы любили друг друга…»
Мы любили друг другаПод французский шансон —Так легко и упруго,В унисон, в унисон.Так умело бродилоВ наших жилах вино,Что невольно будилоНеземное «давно»,Где навеки затерянЗадохнувшийся лад,Где слова и затеиНевпопад, невпопад…«Ты сам-то как? – Да слава богу…»
Ты сам-то как? – Да слава богу.Живу немного. Ем немного.Работа. Водка на подмогу.В мечтах туман. В пыли берлога.А как жена? – Она в порядке.Общаемся по разнарядке.И наступают мне на пяткиЕе дела, ее загадки.А мама как? – Она не пишет,И телефон ее не слышит.Она все тише, тише, тише.Она все выше, выше, выше…«У самых райских кущ, у входа…»