40° по Валентину (СИ)

— Он не мог его засосать, он умнее тебя, Лёх. Ищи, где проебал! — крикнул в ответ.

Вышел он, как и сказал, первым, а Валик следом, дождавшись, пока шум из коридора переберется на кухню. Стоящего за дверью Калмыка Валик сразу не увидел.

— Ты что это, с Макаром спал? — От удивления его глаза сделались непривычно большие, и Валик замялся:

— Нет, ну…

— Сочувствую! То еще счастье. Блин, пришел бы к нам, мы там у пуфика нехило задрыхли, спина только болит теперь. Го оливье прошлогоднее жрать, там казан целый, и нарезки!

Ты попал

На кухне девчонки, наспех стерев с щек осыпавшуюся тушь, мыли посуду, пока мужская половина собравшихся опохмелялась и вяло таскала с тарелок заветрившийся сервелат и сыр. Валику опохмеляться было не нужно, выпил он меньше любого из них, поэтому он заварил себе чай, поставил его остывать и взялся помогать девчонкам убирать вымытые фужеры и вазочки.

— Блядь, — очень выразительно сказал Лёха, прикладывая к виску холодную банку пива, и Калмык, повторяя его движение, произнес:

— Угу.

— Зато вы вчера самые веселые были, — хихикнула Яна, передавая Валику вазочки.

Макар прошел за спиной, коснувшись его плечом, молча кинул ему очередную свою толстовку — на этот раз серую — сел за стол, щелкая язычком банки с пивом, отпил и произнес:

— Зачетно потусили, не нудите. Щас будем мусор собирать.

После его слов все ожидаемо заторопились по домам. Лёха нашел свой паспорт под елкой и свалил первым, после него по такси распределились девчонки, а последним уходили Калмык с Антоном.

— А ты не с нами? — спросил Калмык, обуваясь и замечая, что Валик стоит рядом и точно никуда не спешит.

— Я прибраться обещал.

Калмык прищурился — или, возможно, его глаза просто заплыли от вчерашней попойки — и продолжил натягивать ботинки. Попрощавшись с хозяином квартиры, наблюдающим за ними из дверного проема ванной, он вышел на лестничную площадку, а Антон, наклонившись к Валику и завязывая шарф, шепотом поинтересовался:

— Ну что?

— Что? — спросил Валик со вздохом.

— Ну вы там вчера… — Антон покосился на Макара.

— Иди ты на хуй, Антон. Вали, позвоню вечером.

— Только не смотри на реснички! — бросил тот, выходя. — Пока, Мак, клево посидели!

А некоторые и полежали, добавил Валик про себя, поворачиваясь к Макару. Тот молчал и ухмылялся, и если бы на Валике имелось платье, то оно бы снялось от этого взгляда точно. Или бы прожглось.

— Ведро, — произнес Валик. — Мне нужно ведро, средство для чистки ковров и щетка.

— Прям вот так, сразу? — отозвался Макар. — Точно Золушка. Щас будет. Твой свитер я на сушилку повесил, олени не пострадали. Слышь чо, Валечка.

— Ну?

— А как ты, такой весь домашняя зая, кольцо на хер прицепил?

Валик, догадывавшийся, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, помедлил, собирая разбросанные в коридоре пакеты, и ответил:

— На спор.

— Я так и думал. Но ты не парься, мне нравится, — Макар, отдавая ему ведро и щетку, подмигнул, и Валик ощутил, как краска заливает лицо и сползает на шею. — Ну чего ты сразу краснеешь, Валечка, я ж серьезно.

Валик, сунув ему в ответ охапку шелестящих бумажек, нашел пятно, которое заметил на светлом ковролине еще вчера, и начал тереть его щеткой с особым рвением. Макар в это время гремел в зале банками, складывая их в мусорный пакет, выпнул туда же пылесос, чтоб собирал мелкие крошки.

— Милая моя, — услышал Валик, вытирая лоб мокрой рукой, — Валечка ебу-учий…

Валик фыркнул:

— Ебанат.

— Я все слышу!

— Я тоже. Мог бы и поновее что-то петь.

— Фантазер — ты меня называла? Или… О, сейчас Светулю накрутим.

— Какую Светулю?

— Лободу же.

Макар перестал греметь, и Валик, выплеснув воду в унитаз, поставил ведро рядом со стиралкой, вышел в коридор и придирчиво осмотрел мокрое, но чистое, как бы это ни звучало, пятно на ковролине. В этот момент из колонок полилась знакомая мелодия, он цокнул и повернулся к оказавшемуся рядом Макару.

— Прям про тебя, Валь, — проговорил тот, хватая его за задницу и прижимаясь пахом. — Бля, как я утром тебя за булки не догадался потискать! Но это можно исправить, да?

— Песня про глаза, вообще-то, — заметил Валик, с разбега ныряя в уже знакомое состояние, которое пережил этим утром.

— Глаза у тебя тоже красивые. Как у кошака ангорского. У меня в детстве был, все ебало мне расцарапал как-то.

— А тебе нравится?

— Когда царапают? Очень. Только если спину.

Валик и не заметил, что тоже лапает его задницу, и с удивлением признал, что это заводит. Пиздец как заводит, потому что он не нашел иного выхода, как закрыть глаза и позволить себя целовать: медленно, с блуждающими под майкой руками и застывшими в горле стонами. Стояли так, может, минут пять, а может, и пятнадцать, и простояли б еще больше, если бы в кармане Макара не завибрировал мобильник.

— Тётька моя, — пояснил он, взглянув на экран, и Валик, оставив его разговаривать с родственницей, ушел в зал.

Макар появился почти следом.