40° по Валентину (СИ)

— Да кто-то из девчонок притащил, я не помню.

— Ой, так вас тут много было? Я думала, вдвоем с кем-то отмечали.

Глаз у нее был наметан, как у хищной птицы. По ходу, сразу приметила и вымытую посуду, и чистый пол, и отсутствие какой-либо блевотины, и даже ровно расставленную мебель.

— И как зовут счастливицу-красавицу?

— Валя.

— Хорошее имя, доброе, — улыбнулась Жанка и выдула полбанки одним залпом. — А мою — Лёля.

— Пиздец тебе.

Жанка на его комментарий не обратила внимания, как будто ее личная жизнь никого тут не касалась. Да только вся родня любила посмаковать любые подробности: ко-ко-ко, как так, тридцать четыре, часики тикают, стакан воды кто будет подносить, и так далее, и тому подобное. У Макара уже самого глаза непроизвольно закатывались, стоило кому-то из родственников начать телегу: «А что там у Жанночки-то, после развода так и никого?» Трещала о красотах Праги Жанка не затыкаясь, спасибо, что хоть не на ультразвуке, но все равно громко, на эмоциях. Рассказывала о своем волшебном отпуске с этой самой Лёлей, как они мотались туда на католическое Рождество, а Новый год пришлось встречать в воздухе — из-за снегопадлы их рейс задержали. Листала фотки ночного праздничного города, селфаки со своей вполне даже симпотной бабцой, и Макару тоже хотелось поделиться впечатлениями, но он молча ковырялся в тарелке.

— Ты чего, шкет? Расстроился, что Деда Мороза нет?

А когда Макар поднял на нее взгляд, из ее голоса все смехуечки мигом улетучились.

— Ек-макарек! Ну-ка колись, чего там у тебя?

— По ходу, это серьезно, Жан.

— Ну-ка, пошли покурим тогда.

На балконе, стоя как цапля на одной ноге из-за холодного пола, она покосилась на Макара и спросила:

— Что, бабочки в животе? По глазам вижу.

— Ну допустим.

— Маме говорил про Валю? Вот Маринка-то обрадуется! А то все шляешься не пойми где, как мелочь.

Макар хотел было возразить, мол, а ты-то прям совсем взрослая тётька-мотька, но промолчал. Курил какую-то там по счету сигарету, выдувая дым в окно, потом вмял окурок в металлическую пепельницу и вперился серьезным взглядом в Жанку:

— Не обрадуется. Потому что Валечка не совсем девочка. Точнее, совсем не девочка.

Чтобы снять вообще все вопросы, Макар разблокировал смартфон и показал Жанке фотку из ватсапа, с которой голубыми глазищами Бэмби на них взирало серьезное Валечкино лицо.

— У-у, — протянула тетка, даже не вернув ему его же фразочку, брошенную пятнадцатью минутами ранее. — Ну что сказать… Велкам ту зе клаб, Макар Сергеич.

— И что?

— И все.

— Вот прям… все? — Антон засопел в трубку.

Валик застегнул молнию на сумке и ответил нехотя:

— Подрочили. Друг другу.

— Да ну на хуй! — Стало слышно, как Антон садится на скрипящий диван у себя на лоджии. — Ахуеть, Вэл, это не просто пообжиматься, знаешь, это уже серьезно. Поздравляю, чо, ты попал.

— Попал, — вздохнул Валик.

Антон еще понудел и поужасался происходящему, но быстро свыкся с мыслью, что его друг обзавелся столь нетривиальными предпочтениями. Выспросил, как оно вообще, понравилось ли ему, а потом Валик сказал, что ему пора, и отключился.

Во второй день января проснулся Валик рано, хотя первый автобус в ебеня был после полудня, до вокзала добрался вовремя, купил билет и занял место в последнем ряду у окна. Макар еще не писал, но Валик подозревал, что тот, ведя богемный образ жизни, еще спит и признаки жизни начнет подавать к вечеру. Так и случилось: сообщение пришло, стоило автобусу выехать на трассу. Полупустой салон к этому времени прогрелся, Валик расстегнул куртку и устроился с комфортом.

«Доброе утро, умник».

Валик закатил глаза.

«И тебе. Дня. Через пару часов пропадет связь».

«Звучит как "наконец ты отъебешься". И не думай))»

«(((»

«Не расстраивайся, Валечка, сейчас я тебе настроение подниму».

Валик ожидал очередного дебильного фото с бананом в сгущенке или пальцем в дырке пончика, но Макар прислал аудиозапись, где Лобода пела про чистые как небо глаза. Флешбэк он от одного названия поймал такой, что пересохло во рту и засбоило сердце, но на лице помимо воли растянулась улыбка.

«Поднялось настроение? У меня тоже. Хорошая баба эта Светуля. Сиськи — зачет».

«Я сейчас тебя кину в чс».

«Но ты все равно лучше любых сисек, Валечка. Тоже везде упругий».

Валик снял куртку и оттянул горловину свитера, вспотев сразу тоже везде. Послав в ответ подходящую картинку с пожеланием счастливого пути, он откинулся в кресле и уставился на мелькающие за окном деревья.

«Доедешь — напиши», — пришло через пару минут.

И Валик, удивляясь сам себе, написал: «Хорошо».

Зашибись! Еще немного, и он превратится в Антона, который звонил своей зае, как говорила бабуля, с утра не сравши. То есть мог продрать глаза и болтать с ней еще час, прежде чем встать с кровати. Валика подобное начинало беспокоить, но и греть душу осознанием того, что кто-то в данный момент сидит и думает, как он там. Не холодно ли ему, спит ли он или бездумно смотрит в окно. Или тоже думает об этом ком-то.

Любовь и голуби, блядь.

Помнится, мама рассказывала, как ее чуть не отбил у папы одноклассник Вася.