40к хемо-псов и летописец

– Именно. Думает, что на одной своей твердолобости далеко пойдёт. Но порой её заносит. Думает, что достаточно сильна, чтобы правила менять. Хочет весь мир перевернуть. Меня не слушает, хоть и подчиняется пока что. Что мне остаётся?

– Дать карт-бланш другим? – уже с предвкушением оскалился я. – Тем, кто за ценой не постоит и с небес на землю её опустит?

– Нет, Коршун, без мокрухи. Командование высшее нынче рвёт и метает. Летописец прибыл, как её... Ларнелия, да. Она всё записывает, но свой запудренный нос всё глубже суёт, на мозги порой капает командирам, а потом доносит ещё выше... выше полка! А там же сам знаешь, сидят эти генералы-адмиралы мать его генералиссимусы паркетные, стратегосы прометия не нюхавшие. И для них каждая наша драка – цифра в отчёте и праведный шок. Они не понимают, что для нас это норма, которая не мешает нам выполнять задачи. Они хотят это исправить и делают... делают глупости, которые мешают что нам, что комиссарам, что всем, кто тут, на поле, а не там... в кабинете с иконами...

– Зараза, без мокрухи? А если она...

– Если она первая это сделает, то я тут же её прихлопну. Станет козлом отпущения за всех и под трибунал пойдёт. Но она не станет, не настолько тупая.

– Понял, без мокрухи.

– Я по нашим прошёл всем. Рота у нас большая, но... ветеранов и стариков маловато осталось. Молодняка много стало, не понимает он ещё что к чему. Не знает Циклопа, порядки менять хочет... ты это учитывай, но не переживай. Наших собралось много. У неё конечно взвод, как и молодняк она к себе подтянет, дабы перестановку у кормушки сделать. Многие этого хотят... всем рога пообломаем.

– Это точно, – согласился я, после чего поднялся вслед за Циклопом.

– Хорошо, что остались такие как ты, – криво улыбнулся Циклоп и протянул мне руку. – Но будь осторожнее, никто не молодеет.

После чего я пожал ему руку и Циклоп ушёл. Я же остался некоторое время стоять в центре нашего блиндажа и думать:

– Он чё, завуалировано сказал, что я хватку теряю?

– Да, ты уже старый пень. Думаю... можешь мне уже командование передавать над отрядом, – тут же произнёс Гнида, после чего переключился на более интересную для него тему. – А откуда ты Циклопа знаешь? В плане, не знал, что вы прямо кореша с ротным нашим.

– Не Кореша мы. Рота большая, мы редко пересекались. Но о нём я много знаю, как и он обо мне. Мы те немногие, кто прошёл суровый отбор войны и живёт дольше других.

– А я? Я уже прошёл этот отбор?

– Гнида, не проходит и дня, чтобы я не думал, как такой дебил как ты вообще до сих пор жив.

– Ясно, очередное злоупотребление служебными полномочиями и создание... ох бля... как её... херовой обстановке в коллективе в общем да... С такими темпами пора бы и солдатский совет создавать, а лучше сразу жалобу писать в Администратум.

– Администратум такой хернёй не занимается.

– Я напишу во все инстанции, чтобы тебя разжаловали, – со вздохом вовсе несерьёзно ответил Гнида, собираясь на выход.

– Куда намылился? Жалобу писать? – ухмыльнулся я, закидывая его пустую флягу в его же ранец.

– Не, пойду посру.

– Смотри там, чтобы пока ты там с штанами спущенными, тебя кувалдовцы не приняли. И побыстрее давай. У нас дел куча.

– Да-да, я поэтому и срать иду заранее, – отмахнулся Гнида и ушёл.

Я же начал осматривать наше барахло. Мокрухи хоть и не будет, но дрын какой-то с собой взять нужно обязательно. Будем ноги и руки ломать, уроки проводить. Хотя если вдруг кто-то откуда-то "случайно" упадёт и шею сломает... это же как бы и не мокруха, а просто несчастный случай.

И хоть Медведя с нами в этом замесе не будет, но, Бог-Император не даст соврать, я валил и амбалов, что были куда крупнее Медведя. Ведь в таком вопросе не масса решает, а колени. Сломанные колени. Много сломанных колен. Сломанных когда ты решил пошататься где-то в одиночестве.

Глава 4

– Да твою мать! Заткните ему пасть чем-нибудь! – раздражённо воскликнул я, устав слышать крик ублюдка, который умолял его убить и плакал, ныл, кряхтел, всячески стараясь свести меня с ума.

Хотя скорее свести меня с ума пыталась боль и вовсе не душевная, ведь болеть там было уже давно нечему. Зато нога разнылась больше обычного. Вообще я должен бы принимать примерно от трёх до шести таблеток на протяжении всех суток и при таком раскладе боль становилась терпимой. Однако если я хотел не чувствовать боли совсем, в том числе при ходьбе, то приходилось принимать за раз по две-три и эффекта хватало на часа четыре в лучшем случае.

Сожрать меньше – означало лишиться подвижности, что в условиях войны с Кувалдой чревато неприятными последствиями. Принять больше – подписать себе смертный приговор от передоза. Вот и получалось, что часть суток я прибывал чуть ли не в эйфории, а ещё часть меня трясло как последнюю шавку.

– Чё? – лаконично спросил Гнида, подойдя ко мне и согнувшись.