Смешно, но я не мог припомнить название города, где находился. За эти дни подобных городков с их длинными, непривычными для моего уха средневековыми названиями было много. А я из‑за неожиданности поездки не успел взять с собой ни блокнота, ни авторучки, не делал никаких записей.
Коротал время, удивляясь тому сцеплению обстоятельств, благодаря которым я оказался один где‑то посередине итальянского «сапога».
…Дон Джузеппе— молодой, свежеиспеченный в семинарии священник, толстенький, коренастый, похожий на Наполеона Бонапарта, особенно когда скрещивал руки на груди, в раздумье стоя перед холодильником, — был знаком мне со времени прошлого приезда в Италию. Тогда я гостил здесь вместе с женой и дочкой у нашего давнего друга— настоятеля храма в провинциальном городке у Адриатического моря. Дон Джузеппе тоже жил при храме, стажировался.
Обреченный католическими установлениями на безбрачие, следовательно, на бездетность, этот малый был мил с моей крохотной дочуркой, и она доверчиво тянулась к нему. Он сам был ребенок, страдавший от своего стокилограммового веса, безуспешно морящий себя голодом. Весь день глушил аппетит несладким ледяным кофе из холодильника, и каждый вечер срывался. Виновато вращая огромными глазами, запихивал в рот булку с ломтем колбасы, сладкие пирожные… «Это мой крест», — горестно шептал он, если его заставали во время обжорства.
Теперь, вновь прибыв в Италию, я поинтересовался: как поживает дон Джузеппе? И узнал, что тот через неделю получает собственный приход в соседнем городке на берегу моря. Позвонил ему, поздравил. На следующее утро он примчался за мной на машине и увез к себе, движимый желанием познакомить со своей мамой, своей тетей, со своим домом, где жили его дед, прадед— потомственные рыбаки, так или иначе нашедшие гибель в морской пучине.
Было чудесное осеннее утро, теплое, солнечное, совсем не предвещавшее того, что в сентябре в Италии ближе к ночи может задувать такой прохладный ветер, какой обвевал меня сейчас, когда я в рубашке с короткими рукавами подмерзал рядом со сквериком. Огни в стеклянном баре погасли. Погасли и почти все фонари. Было уже без двадцати двенадцать. Вековые платаны сиротливо мели листьями звезды над головой.
Городок, где жил дон Джузеппе, был старинный. Дом тоже старинный, с замшелыми стенами. И мебель в жилище тоже очень старая— гардеробы, столы и кресла красного дерева, кушетки, многоэтажный резной буфет, за стеклянными дверцами которого красовалась антикварная посуда.
За то время, что мы не виделись, дон Джузеппе еще больше потолстел и еще сильнее стал схож с Бонапартом. Он провел меня в свою комнату с огромной кроватью под балдахином, массивным письменным столом, огражденным по краю деревянной решеточкой. Над столом висело большое распятие, а на столе в соседстве с телефоном и компьютером стояли изумительно выполненные из разноцветного воска аж в пятнадцатом веке фигурки двух ангелов— Михаила и Гавриила, накрытые для сохранности большими стеклянными колпаками.
Его мама встретила меня как родного. Тотчас начала угощать тортом собственного приготовления, сварила кофе, начала показывать бархатные альбомы с фотографиями своего любимого сыночка: вот он в школе, вот на первом курсе духовной семинарии… Джузеппе уже тогда был не худенький.
Потом меня познакомили с тетей. Тетя почему‑то сидела на полу в кухне, проворно манипулировала огромным куском теста— отрывала от него куски, раскатывала деревянной скалкой, нарезала ножом на узкие полоски. Джузеппе указал на таз, уже переполненный этими полосками, произнес: «Делает макароны для твоей жены. Возьмешь с собой в Москву».
Тронутый вниманием этой семьи, я нагнулся, поцеловал тетю в пахнущую лавандой голову. Поблагодарил. И наотрез отказался от подарка.
Я уже не первый раз сталкивался с тем, как здесь, в Италии, благожелательно относятся к незнакомцу. И уж совсем счастливым ощутил себя, когда дон Джузеппе объяснил мне, что вот сейчас, сегодня, на оставшиеся несколько дней до вступления в должность настоятеля, он уезжает вместе с тремя молодыми семинаристами в поездку по провинциальным городам, где ему обещали дать возможность служить мессу, совершать евхаристию. Он призывал и меня принять участие в этом путешествии.
Через полчаса появились семинаристы с рюкзачками за спиной.
Так неожиданно я отправился с ними.
Сейчас, околачиваясь у скверика, я поразился тому, как много нам удалось повидать за считанные дни. Дон Джузеппе и его молодые друзья тоже никогда раньше не были в этих, еще не открытых ордами туристов краях.