Солнце по-прежнему припекало, как раскалённая банная печь. Небо — чистейшей ясности. Я спустился к воде, желая искупнуться. Но вспомнив, что Ева находится сзади и, вероятно, смотрит на меня, передумал. Раздеваться догола у неё на глазах как-то не хотелось. Во всяком случае, не сейчас. Поэтому я лишь наклонился и ополоснул лицо и шею холодной водой.
— И вообще! — недовольно бренчал за спиной голос Евы. — Как бездушно ты поступил по отношению к Анжеле! Она тебе помогла, а
— Если ты уже сейчас жалеешь кого-то, то не знаю, стоит ли рассказывать дальше.
— А что… дальше будет
Я промолчал. И, взглянув в далёкую небесно-морскую синеву, выпрямился и закрыл глаза.
— Намного… — прошептал я сам себе.
Да. Теперь события стали вырисовываться гораздо чётче. Теперь в голове имелась более целостная картинка не происходящего, но произошедшего в недавнем прошлом.
— Я готова! — Ева решительно приподняла подбородок, когда я повернулся к ней и зашагал обратно. — Готова терпеть и слушать тебя! Хоть ты и нахал, но рассказываешь превосходно.
— Я хотел бы вздремнуть. Клонит в сон.
— Эй! Не вздумай дрыхнуть!
— Почему?
Ева вдруг замерла. Губы её дрогнули. Она резко повернулась к яме и сказала:
— А рыть-то кто будет?
— Ничего, подождёт. Для отдыха уже вполне неплохо получилось.
— Не стоит думать только о себе. Ты ведь здесь не один.
— Прости, но мы вряд ли поместимся вдвоём. Там ещё тесновато.
— Да я не о себе, балда! Взгляни на цветы и траву. Здесь жарко. Земля сохнет. Поухаживай за ней.
— Полить, что ли?
— Почему бы и не полить? — всплеснула руками Ева. — Понатаскай водички.
— В чём? В ладонях?
Ева, вдруг поникнув, замолчала. И лишь через несколько мгновений тихо и задумчиво произнесла:
— Впрочем, скоро всё равно дождь…
—
И посмотрел на чистое небо, думая, не ослышался ли.
— Угу.
— И что будет, когда пойдёт дождь?
Ева взглянула куда-то в сторону горизонта.
— Для нас — ничего хорошего, — еле слышно, с печалью в голосе, выговорила она. — Поэтому тебе лучше не затягивать свою историю.
И подошла к краю ямы.
Вот снова. Вошла в
Я, озадаченный, встал возле неё, не сводя глаз с её напряжённого лица.
— И всё-таки, Роман, могилка у тебя знатная! — вдруг совершенно беззаботным тоном произнесла Ева. Взгляд её в одно мгновение посветлел. Она сняла свой ромашковый венок и метнула его в яму.
Я недоумённо проследил взглядом траекторию полёта цветочного круга. Тот шмякнулся о земляное дно, но не рассыпался. Когда я вновь поднял глаза на Еву, чтобы спросить, зачем она это сделала… её уже не было.
Лишь пустынный островок.
Я растерянно огляделся. Медленно побрёл снова к берегу.
Ни души…
Исчезла так же внезапно, как и появилась.
В полном замешательстве, я вернулся к яме. Спустился в неё. Взял венок, отряхнул его и надел себе на голову. Кажется, в самый раз. Затем лёг на спину. И сразу же почувствовал прохладу. С этого положения солнца видно не было. Даже его горячие лучи сюда не попадали. Оставались на верхней части земляной стенки бледно-золотой полосой.
Раз она исчезла, может, искупаться? — подумал я. Но вставать и снова идти к воде было лень. Я лежал и отчётливо ощущал каждую выпуклость под собой. Это вызывало лёгкое неудобство. Нужно будет поработать над ровностью дна, сделал я себе пометку на будущее. Но, при всем при том, уже сейчас был бесконечно благодарен своему тенистому убежищу.
Тем временем меня начинал заволакивать сон. Основательный, желанный и, кажется, неизбежный. И правда, что-то утомился, пока рассказывал. Будто проживал всё заново. Очень уж это энергозатратное дело — откровенно рассказывать о своей жизни.
Я повернулся на бок. И принялся медленно водить ладонью по бугристой почве. В этом укромном месте я чувствовал себя в абсолютной безопасности. И потому мне хотелось передать это благостное ощущение
— Спасибо, — прошептал я с закрытыми глазами. Рука продолжала поглаживать землю.
Внезапно мои губы потянулись вниз. Лицо оказалось вблизи от прохладной поверхности.
— Спокойной ночи, — прошептал я ещё тише. И коснулся земли губами.
Я поцеловал её.
И уснул.
*
Дома бывают разные. У меня за всю мою непродолжительную жизнь было три дома. Первый и второй — в реальности. Третий — где-то в душе.
Первые два, конечно, назвать домом можно только с большой натяжкой. Детдом и дурдом. Созвучно, хоть смейся, хоть плачь.