…Летний вечерний ветер лижет лицо. Я сижу на раме велосипеда, летящего по асфальтному склону с невероятно огромной скоростью. Меня обхватывают две большие руки. Они держат руль. Это — мой единственный приятель вне стен детдома. Он уехал в другой город, когда мне было ещё двенадцать.
Мы на велосипеде. Он спокоен. А мне дико страшно. Скорость колоссальная. Одно неверное касание руля — и мы в крови на асфальте. Я говорю ему, что мне страшно. На что он хладнокровным голосом отвечает, что всё нормально. После его невозмутимого ответа я вдруг точно понимаю: мы ни за что не разобьёмся, он полностью уверен в своём навыке вождения. И успокаиваюсь.
Тогда, сидя, можно сказать, в его объятиях и перед лицом опасности, я чувствовал себя в защищённости.
Хотя, конечно, доверять ему было нельзя. Как минимум с точки зрения здравого смысла. Он был необычным человеком. Имел привычку врать. Ужасно часто врать. Уж чем она была вызвана, мне оставалось только догадываться. Но факт оставался фактом: врал он всегда и по любому поводу. Эта привычка, похоже, приняла у него патологический характер с самого детства. Даже в самых простых ситуациях, когда и лгать-то никакой причины не было, он прибегал к своей манере коверкать факты.
Но в мгновения, когда он катал меня на своём велосипеде, я чувствовал себя в объятиях Бога. Опасно, быстро, срывает дыхание, страшно, но при этом ты понимаешь, что тебя охраняет чья-то бдительность и полная уверенность в своих силах. Пока
Это ни с чем не сравнимое ощущение. Ощущение опасности и в то же время безопасности. Ощущение слияния двух противоположных крайностей в один эндорфинный коктейль.
И вот сидел я теперь, глядя на Еву, и думал. А не является ли этот остров точно таким же, как и мой приятель на велосипеде? Не лжёт ли он мне, подсовывая это неподвижное солнце, эту странную девушку в красном сарафане и это таинственное холодное море?..
И почему при всём при этом мне хочется остаться здесь? Почему хочется быть с этим островом, чувствовать его, слышать его и никогда-никогда не покидать?..
Так что я и не знаю, можно ли доверять тому, кого или чего мы не понимаем. Ведь я до сих пор не понимаю, почему мой приятель так часто лгал.
И я продолжил свою историю.
[9]
Настроение было приподнятым. И, пока до восьми вечера оставалось ещё полчаса, я решил перекусить. Впервые за весь день. Воодушевившись грядущей встречей, я даже позволил себе не экономить и покушать как следует. Тем более, желудок уже несколько часов изнывал от голода, а в голову не лезло ничего кроме того медового торта с орехами…
В кафе «Домашняя кухня», в котором мы условились встретиться, оказалось недорогое меню. Обычная пища по вполне приемлемым ценам. Я взял себе тарелку грибного супа, гречневую кашу с куриной котлетой и чашку чая.
И вот — ещё минус двести рублей.
Зал был заполнен наполовину. Я сел за свободный столик. Так, чтобы, входя в кафе, меня сразу было видно. Быстро проглатывая еду, я постоянно глядел в большое окно. Высматривал Валерия. Человека, который должен был помочь мне приоткрыть завесу главной тайны моей жизни.
Интересно, как он выглядит? Узнает ли меня, когда войдёт? Поймёт, что это именно я — тот самый Роман, который звонил ему несколько часов назад?
Когда я добрался до чая, появился он.
Я сразу понял, что это Валерий. Наверное, по выражению его лица. По нему совершенно ясно читалось, что зашёл этот человек в данное заведение уж точно не для аппетитного перекуса.
Увидев меня, сидящего в одиночку за столом, он сразу же направился в мою сторону. Среднего роста мужчина. Возраст за сорок. Лицо усталое.
По одному короткому на него взгляду нетрудно понять: теперь для этого человека оставалась только одна медленная и неизбежная дорога. В старость. И больше ему уже некуда свернуть, как бы он ни пытался. Ибо вся его внешность, его тело будут с каждым прожитым годом всячески сигнализировать о непреложном пути, которому он теперь должен следовать. И которому однажды начинают следовать абсолютно все люди. Просто кого-то внешние признаки такого пути настигают раньше, кого-то позже.
На нём было распахнутое серое пальто, под которым виднелась белая рубашка. В руках — ключи. Наверное, от той самой машины, на которой он подвозил в тот день мою маму… Хотя… за это время он мог и поменять машину. Девятнадцать лет всё-таки прошло. Да. Как ни крути, а на человека, который до сих пор ездит на «девятке» советского происхождения, он не походил.
Наконец Валерий подошёл к моему столику. И, выдвинув стул, присел напротив меня.
Уже сейчас. Уже прямо сейчас я узнаю, где моя мама! Ведь он сам предложил встретиться. А значит — наверняка что-то знает. Да, по-другому и быть не может! Или даже ещё лучше! Мама уже где-то рядом, прячется, не выходит, готовит сюрприз. А он — словно подкормка: сейчас попросит выйти с ним на улицу, а там…