— Чё ты там рявкнул? — сказал тот, кто разминал об меня кулаки.
— Аджедан! — проговорил я с той же выразительной интонацией.
Они озадаченно переглянулись. Застывшая на их лицах тупость меня улыбнула.
Наконец я произнёс третье слово:
— Адобовс!
И громко рассмеялся. Это было крайней степенью. Высший пилотаж с моей стороны.
Один из них подбежал ко мне.
— Чё за слова ты сказал? Чё они значат? Ну! Говори! Иначе щас как нахлобучу тебя, урод!
Я молчал. И улыбался. Широко и нагло. Да-а, настало время моего пира.
— Он чё, колдун? Вы слышали?! Слышали, какие слова он говорил?! — испуганно заворчал другой. — Всегда знал, что он ненормальный. А вдруг он проклял нас, а?
В толпе раздался смех:
— Ну ты жжёшь, сыкун! Да какой из этого чмыря колдун?
Тот, что ударил меня напоследок ногой, подошёл вплотную. Я удовлетворённо смотрел в его глаза.
— Чё это за слова, м? — спросил он, схватив меня за рубашку. — Чё они значат? Молчишь, гадёныш?
— С нами теперь что-то будет… точно будет, — всё бормотал другой, нервно оглядываясь по сторонам, несмотря на то, что был осмеян. — А я чувствовал… чувствовал, что не стоит нам его трогать. Он же нам не мешал. Совсем не мешал. Зачем же мы полезли к нему?
— Тебе щас тоже врежу, если будешь ныть, девка! Он бред несёт, что вы его слушаете. Ведь так, гадёныш? — продолжая держать за рубашку и брызгая слюной, смотрел на меня одноклассник
— Мы ему все мозги отбили, вот у него и поехала крыша…
— Да забейте!..
— Давайте просто уйдём…
— А вдруг эти слова что-то значат? Вдруг это скрытое оскорбление? В этом случае, ему, видимо, не хватило нашего посыла!..
— Нет, это проклятья! Да вы только взгляните на него. Нестриженый, впалые глаза, постоянно чё-то там читает — ну ведь чернокнижник! Сатанист! Зря мы его, отвечаю, зря!..
Что за слова я им сказал?
Простые русские слова. Только произнесённые наоборот.
Йокоп — это Покой.
Аджедан — это Надежда.
Адобовс — это Свобода.
Все эти слова я проговорил наоборот, потому что у них этого никогда не будет. Такие люди, как они, далеки от подобных вещей. Ведь как можно получить ту же самую свободу от… самого себя? Они обременены самими собой до конца своих дней.
Но они об этом «словесном перевороте», конечно же, знать не могли. И потому сами дорисовали обычные слова, проговорённые наоборот, негативной краской. К тому же в толпе недоразумение и сумятица распространяется гораздо быстрее. Когда они подошли ко мне вновь, отвечать им что-либо не имело смысла. Достаточно было просто смотреть в глаза. В большом скоплении людей просчитать варианты возможного развития событий крайне сложно. Да этого в данной ситуации и не требовалось.
Их страх за свою гнилую шкуру всё сделал сам, приняв три моих слова за что-то загадочно-пугающе-опасное. Они сами подсознательно наказывали себя. Хотя, может, и не признавались себе в этом. Маскировали всё происходящее под видом развлечения, смеха. И потому, во чтобы то ни стало, захотели узнать, что эти странные слова означают. Ведь неизвестность загрызла бы их. Не дала свободно дышать. Не оставленный на асфальте побитый одноклассник, нет!
И я решил сыграть на этом. Ведь если я не мог противостоять им физически, то необходимо было уничтожать их психологически.
И у меня получилось.
Больше они ко мне, как ни странно, не лезли. Посматривая презрительным взглядом, обходили стороной. Да и после девятого класса меня с ними не стало.
Но именно в тот день, на заднем дворе школы, я окончательно утвердился в своей отделённости от общества. Понял, что мне с ним не по пути. У меня своя дорога. Какая именно, я тогда ещё не знал. Но точно понимал, что не рядом с людьми. Где-нибудь в сторонке. Так, чтобы неприметно.
И всё бы хорошо…
Но и я не заметил, когда эта, изначально детская, попытка защитить себя от внешних острых углов переросла во что-то гораздо большее. И пугающее. А именно — в непрекращающийся вихрь мыслей. Мыслей — по любому поводу, даже не представляющему интерес. В моей голове теперь постоянно выстраивались один за другим мысленные слои. Они были, как огромная куча червей, мерзко слипавшихся и переплетавшихся друг с другом.
И вот отсюда-то и начинается история моего сумасшествия…
[4]
Доучиваться до одиннадцатого класса я не находил смысла. Видеть лица одноклассников на протяжении ещё двух лет было выше моих сил.
После окончания девятого класса мой выбор пал на то учебное заведение, поступление в которое не доставляло особых хлопот. Главной целью было как можно скорее уйти из школы. А куда — вопрос второстепенной важности.