46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью

История номер один касается того, что молодежь начала читать книжки. Если еще несколько лет назад в обиходе нормального столичного молодого человека музыка, кино и интернет напрочь вытесняли потребность в чтении, то в последние годы люди взяли в руки книжки. И в частности, насколько я знаю, они купили сорок тысяч экземпляров «Голубого сала», предпоследнего произведения Владимира Сорокина. Роман по-прежнему на лотках, и цифра эта увеличится. Что значит сорок тысяч, вы можете понять, исходя из того, что до этого нормальный читатель Владимира Сорокина не превышал пяти тысяч экземпляров. Это был, что называется, «свой читатель»: тот человек, который понимает ту культурологическую проблематику, вокруг которой прыгают критики, пишущие о соответствующих культурных явлениях. Радость состоит в том, что подавляющее большинство из этих сорока тысяч никогда не слышали слова «постмодернизм», слова «концептуализм», слова «Пригов» не слышали никогда и восприняли Сорокина просто как некоего нового автора, который говорит на языке, почему-то им интересном. В этом смысле очень тактически верно поступило издающее Сорокина издательство «Ad Marginem», которое теперь выпустило отдельной книжкой сборник его ранних рассказов, написанных Бог знает когда, пережеванных критикой, казалось бы, ушедших в историю. Однако теперь эта книжка появляется на лотках в качестве нового произведения современного писателя, то есть для тех людей, которые покупали «Голубое сало», «Первый субботник» никакая не история, это новый текст того писателя, которого они полюбили. Появление этого читателя кажется мне вещью, аккуратно скажем, не менее важной, чем появление Бориса Акунина, потому что шедевры от нас не зависят: Бог дал и все. А вот цивилизация, культура, культурное поле — это зависит от нас, это то, с чем мы можем обращаться, то, на что мы можем воздействовать. Это первый сюжет.

Вторая радость состоит в том, что сейчас крупные издательства, монстры российского книгоиздательского бизнеса, поняв, что люди готовы читать качественную литературу, изо всех сил требуют от русских писателей художественных текстов. То есть, боевики стали продаваться хуже, а собственно литература наконец-то начала продаваться. И то, что крупные издательства обратили на это внимание — пускай не по своей воле, а исходя из своих экономических потребностей; стало быть, естественным путем — сильно поможет продвижению художественной литературы, потому что крупное издательство, имея систему распространения по всей России, от Бреста до Владивостока, продаст больше экземпляров качественной книжки, чем маленькое интеллигентное издательство, которое продает в Москве и Санкт-Петербурге. В большинстве крупных издательств уже созданы отделы, которые занимаются современной художественной прозой и готовы продавать ее реальными тиражами, и эти люди, насколько умеют, ищут новых авторов и, что в этом деле приятно, не только новых. Вот, например, сейчас издательство ОЛМА стало выпускать произведения пятидесятилетнего писателя Владимира Шарова, на мой взгляд, одного из лучших современных прозаиков, выдающегося автора, который написал шесть романов, опубликованных в толстых журналах. Из них два-три выходили книжками, но выходили в каких-то маргинальных структурах и совершенно не продавались. Сейчас за эта дело взялась реальная контора, и я прогнозирую, что следующий год может быть годом Владимира Шарова, что его сочинения вполне могут стать общенациональным бестселлером.

Мицуёси Нумано: Я хочу передать слово Масахико Симаде. Думаю, нет необходимости представлять его японской части аудитории. Как вы, наверное, знаете, Масахико Симада изучал в университете русский язык и несколько раз бывал в России, так что его связывают с этой страной особые отношения.

Масахико Симада: Я сидел, слушал предыдущее выступление и просто поражен тем, насколько литературная ситуация в России изменилась за годы, прошедшие со времен моего студенчества. Конечно, в советской литературе господствовала цензура, и чтобы как-то обойти ее, возникла система самиздата. Я был в то время таким чудаковатым иностранцем, который, пользуясь привилегиями своего положения, с удовольствием читал эту подпольную литературу и сужу обо всем с этой точки зрения. Но мне жаль, что ситуация с книгоизданием в России перестала отличаться от таких «нормальных» стран, как Америка или Япония, подобно тому, как рубль, утратив свои уникальные российские свойства, стал такими же обычными деньгами как доллар или марка.