460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции

При ближайшем рассмотрении зелёная глыба оказалась нижней частью лёгшего на бок айсберга. Она необыкновенно прозрачна и заполнена мелкой, расположенной слоями морёной. Зелёный лёд через каждые полметра пронизывают трещины. Эта глыба через слой морены толщиной в полметра переходит в голубой лёд собственно айсберга, длина которого, бывшая ранее толщиной ледника, достигает ста пятидесяти метров. А может быть, зелёный лёд — это и есть слой пресной талой воды Центральной Антарктиды, заново намёрзший снизу у края ледника?***

Вырубили образцы льда из всех горизонтов, наверное, килограммов триста. Обошли айсберг со всех сторон. Погода прекрасная. Небо голубое, ни ветерка, ярко светит солнце, как в горах. Красота неописуемая, все дали прорисованы нежнейшей пастелью с переходом всех тонов от глубокого голубого к белому, розоватому, розовому, красному и фиолетовому. Единственно, чего здесь нет, — собственно зелёного цвета.

Все время в напряжении, нет-нет да и скрипнет трещинкой коварный, ещё не до конца смёрзшийся припай. Особенно насторожил нас один момент. Мы вырубали куски льда для образцов. Это плохо удавалось, так как лёд находился в очень напряжённом состоянии и при ударе ледоруба моментально рассыпался. И вот при одном ударе вдруг раздался глухой подземный гул. Все замерли. Где-то далеко под ногами что-то происходило, что-то лопалось и ухало, но так и замолкло, не причинив вреда. Через несколько минут пришли встревоженные Андрей и Юра Дурынин, которые работали метрах в ста от меня. Под ними тоже слышалась эта возня. Мы с недоверием посмотрели на молчаливого гиганта, ведь ему ничего не стоило снова разорвать, как папиросную бумагу, весь этот для нас толстенный припай и ещё раз. разломившись, перевернуться…

В общем мы без сожаления ушли с этого юного айсберга и увезли свою добычу.

Через полчаса мы уже спускались на седловину айсберга, а ещё минут через десять шагали в гости к пингвинам.

Километрах в двух от колонии пришлось задержаться, наперерез нам, громко крича, со всех ног бежали шесть пингвинов. Забыв солидность, они падали на белые груди, катились, снова вскакивали и бежали, крича нам, чтобы подождали. Мы остановились. «Ребята», запыхавшись, подбежали метров на десять и начали что-то лопотать и хлопать крыльями, обсуждая наш вид. Они, видно, были очень заинтересованы. Вообще говоря, и мы с удовольствием следили за ними. Наконец, довольные друг другом, мы разошлись: у каждого ведь были свои дела…

Вот наконец и колония. Тысячи пингвинов стоят парами и гогочут. Временами каждая пара посматривает вниз, где на лапах одного из них лежит заветное яичко. Первое, что бросилось нам в глаза, — это какое-то постоянное, нежное попискивание на фоне общего гогота. Я подхожу ближе — «пини» медленно, на пятках отходят.

Временами раздаётся треск — это лопается лёд, расходясь трещинкой сантиметра три шириной. Лёд проваливается от перемещения тысяч пингвинов на новое место. Наконец я очутился в центре пингвиньего круга. Присматриваюсь. Вот родители любовно смотрят вниз. Отец поджал живот, приподнял его складку, и вдруг из-под неё высунулась маленькая жёлтенькая головка с чёрными глазками и чёрной полосой по верху головы и спины. Головка посмотрела по сторонам, на меня, взглянула на родителей и пискнула им. Родители радостно загоготали, один из них икнул, открыл клюв и наклонился над малышом. Тот храбро залез головкой в огромный рот и начал что-то оттуда выбирать. Поев, он снова пискнул и улёгся на лапы. Папа накрыл его толстым животом, и вот уже жёлтенькое крошечное тельце спрятано. На «улице» осталась лишь одна любопытная головка. Но родители решили, видно, что малыш может простудиться, и мама бережно затолкала головку шалуна под живот толстого папы.

А рядом ещё один пингвин тоже время от времени поджимает живот и смотрит вниз. Но безрезультатно: у его ног лежит яйцо, и сколько раз при мне он на него ни смотрел, птенца он не дождался…

На обратном пути зашли на островок, где похоронены Н. Буромский, Е. Зыков и М. Чугунов, и выбрали место для могилы Валерия. Решили положить его немного в стороне от других, на террасе, обрывающейся в море, лицом на север, к недоступной ему теперь Родине.

День двести тридцатый. Пишу, лёжа в постели. Грипп, болит голова. Сейчас с Юрой Робинсоном занимались подсчётами. Если через каждый километр переносится 110 тысяч тонн снега в сутки, значит, в сутки через каждый километр берега проходит 200 полновесных железнодорожных составов из 50 вагонов со снегом!

Очень чувствуется, что прожили больше половины зимы. Кажется, что осталось совсем немного, и, лишь когда начинаешь считать месяцы, выясняется, что их ещё надо прожить здесь.

Весна пришла и в Мирный