Неофициальная граница внутреннего Берлина была уже совсем близко, Максим, не торопясь, вел фордовский фургон, совсем недавно принадлежавший группе повстанцев. Ребенок, кричавший всю дорогу от сгоревшего бункера, наконец успокоился. Опасность миновала, изгнанники никогда не подходили так близко к владениям Конфедерации. Можно было расслабиться, если это вообще было возможно под действием стимулятора.
– Бессовестные сатрапы! – стонал знахарь на заднем сидении. – У вас вообще не осталось ничего человеческого! Там же были дети! Да что я говорю, ты был самим собой. Только вот те, за кого ты сражаешься, хотели тебя списать.
Максим поднял бровь и посмотрел в зеркало заднего вида, давая понять, что знахарь может продолжить.
– Тебе приказали отвезти меня в Берлин. Не странно ли? Думаешь, хотели сбить моих людей с толку? Нет! Они хотели, чтобы мы сгинули в одной из «неспокойных» зон. Нельзя допустить, чтобы я слишком разговорился, это может подвигнуть людей к невеселым размышлениям. А вот если мы с тобой погибнем – ты героически, а я позорно, – то можно будет сказать, что я погиб от рук собственных подопечных. Красиво бы это звучало: здоровый помогал неполноценным и погиб из-за их природной неблагодарности.
Максим усмехнулся и промолчал. Может быть, знахарь был прав, но это ничего не меняло. Матерый конвоир при любых раскладах мог выбраться из потасовки. Никто бы ничего не сказал, если бы у него были доказательства смерти преступника.
– Сам посуди, – не унимался Порохов, – вся Конфедерация строилась на базе тоталитарных столиц: Минск, Белград и так далее. В них легче навести порядок, а еще легче его поддерживать. Берлин постоянно лихорадит, доехать до него целая проблема. В добавление ко всему ваша служба не воспользовалась самолетом. Не слишком ли много странного?
Максим слушал доводы груза вполуха. Главное было добраться до условленного места и передать преступника из рук в руки.
– Странно, что ты еще ребенка с собой взял, а не оставил там умирать. Вообще откуда он у тебя? А в общем, не важно. Ты везешь его не от того, что любишь детей. Ты и сына своего не любишь, раз отдал его в Приштинский интернат. Думаешь, о нем хорошо заботятся?
Максим вновь приподнял бровь. Он никогда не слышал о Приштинском интернате, да и не интересовался он судьбой сына. Не было необходимости знать это. Ясно было одно: он никогда не увидит своего ребенка. Память много раз возвращала его в те дни, когда он менял сыну пеленки, качал его на руках, фотографировал его первые шаги. Эти воспоминания оставались тем немногим, что связывало его с прошлой жизнью, совершенно отличной от той, что он проживал сейчас. Под действием стимулятора память становилась короче, и он незаметно забыл имя сына, и в те недолгие секунды после приема препарата часто горевал об этом. Отрывочные кадры из жизни с сыном стали последней его святыней, которую он из последних сил держал в памяти, вместе с тем, что слишком поздно опомнился, спешно теряя большую их часть.
Максим удивился: ностальгические мысли на пару мгновений охватили его, несмотря на то, что он совсем недавно принял препарат. Необходимо срочно проконсультироваться с медиками. А может, и не стоит, он и так не потерял сноровку.
– Спасибо за работу, – старший пристав пожал Максиму руку. – Теперь ему несдобровать. Жалкий человечек, – он указал на знахаря, – я думал, он поздоровее.
За время пути Порохов действительно заметно осунулся и исхудал. Его проницательный взгляд исчез совсем. Казалось, за несколько дней он превратился в старика.
– Вы можете выбрать отдых на Кубе или в Венесуэле в качестве награды. Все как обычно, – продолжал пристав.
– Благодарю вас, – начал Максим, – но я бы предпочел посмотреть суд над Пороховым в Белграде.
– Это ваш выбор, – пристав пожал конвоиру руку на прощание и дал знак охране вести его в терминал аэропорта.
Неожиданно знахарь встрепенулся.
– Хочешь в Белград?! Да к чертям тебя, – на секунду он замер. – Черт, Белград, Приштина, СУКИН СЫН!
От истеричного крика преступника дрогнули даже охранники, но Максим продолжал невозмутимо идти, даже не обернувшись. Он уходил все дальше, а Порохов продолжал оборачиваться на каждом шагу, в надежде хоть на секунду встретиться взглядом со своим конвоиром, этим, казалось бы, воплощением жителя древней Спарты.
Владимир Чакин
Закончил МИФИ по специальности «Физика металлов и металловедение», кандидат технических наук. С 2007 года живет в городе Карлсруэ, Германия, работает в международной команде над проблемой создания материалов для термоядерного реактора будущего. Является автором и соавтором примерно сорока статей в зарубежных научных журналах, таких как «Fusion Engineering and Design», «Journal of Nuclear Materials», «Physica Scripta» и других.