– Виталик, я понимаю, но что же делать, за ней нужно постоянно смотреть, нельзя бросать. Врач сказала, что квартиру эту можно потерять.
– Как потерять?
– Государство заберет, если маму отправят в дом престарелых как нуждающуюся в постоянном уходе.
– Как это заберут квартиру, что за ерунда?
– Закон такой, в счет платы за содержание в доме престарелых.
В трубке повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь сухим треском далеких разрядов.
– Виталик…
– Что Виталик, что Виталик! Ты понимаешь, ведь нам нужна эта квартира? Машке уже двадцать, а мы живем втроем на двадцати метрах в одной комнате! Она не ночевала дома два раза, пока ты там прохлаждаешься! Взрослая дочь уже, опомнись, дорогая!
– Виталик, погоди, что ты кричишь, конечно, все так, но что мне-то делать, что я могу?
– Что хочешь, то и делай, а я пошел за водкой.
– Постой, Виталик, тебе же нельзя, опять сорвешься! Ты же два года как закодированный, сколько делов было!
– Да плевать я хотел на всех вас, одна болтовня! Люблю, люблю – что ты мне лапшу вешаешь? Одна у мамы осела, все бросила, другая по ночам где-то шатается, в гулящие записалась.
– Не надо, Виталик, не пей, я что-нибудь придумаю!
– Что ты можешь придумать, сидишь там, сопли жуешь. Ну и сиди дальше, кому ты нужна, курица долбаная.
Виталий бросил трубку, а Мира еще несколько минут смотрела в пустоту. У нее все спуталось в голове, она никак не могла сориентироваться, прийти в себя. Кухонный шкаф, плита, раковина то теряли резкость, расплываясь в тумане, то вновь обретали четкие границы и становились овеществленными предметами.
Что, что он говорит, как это все неправильно, несправедливо! Она же и приехала к матери в расчете на то, что конец не задержится, у нотариуса подать заявление о вступлении в наследство, потом через полгода продать мамину квартиру и с этой доплатой купить в Омске двухкомнатную. Разве она виновата в том, что у мамы здоровое сердце, что она будет еще долго жить?
Машинально Мира потянулась за бутылкой с минеральной, хлебнула из горлышка, да неудачно, и страшно закашлялась, мотая головой и долбя себя кулаком в грудину.
Около восьми вечера зашла соседка, живущая двумя этажами выше, татарка Дина. Эта пожилая сухонькая женщина в возрасте далеко за шестьдесят после выхода на пенсию отчаянно ударилась в религию, посещала мечеть, читала Коран, учила арабский язык и вообще пять раз в сутки молилась, совершала намаз по всем правилам, то есть перед каждой молитвой принимала душ и переодевалась в чистую одежду. Ко всему три года назад Дина в составе организованной группы из Казани совершила хадж в Мекку и Медину, где проживал когда-то пророк Мухаммед.
– Здравствуй, Дина.
– Здравствуй, Мира. Как у вас дела?
– Что ты, Дина, спрашиваешь, что тут может быть нового? Приходила участковый врач, сказала, сердце здоровое, состояние стабильное.
– Вот и хорошо, значит, поживет еще Пафнутьевна. А я зашла по дороге, кошкам еду носила.
– Молодец, Дина, ты так за ними ухаживаешь, каждый день кормишь.
– А что мне, все равно еда остается, хватает на всех.
– Сколько сейчас кошек в подвале?
– Пятнадцать. В прошлом году кто-то всех отравил, все передохли, а сейчас опять собрались. Эта красавица трехцветная окотилась, подросли уже котята, молоком отпаивала.
– Возьми у меня, там котлетка осталась, суп какой-то, отнеси кошкам. Мама ведь не ест почти ничего, да и у меня нет особо аппетита.
– Корми маму, через силу заставляй. Вся сила от еды получается.
– Кормлю, вкусненькое когда приготовлю, что всегда мама любила. Вчера вот супчик грибной сварила из сушеных опят, сегодня омлет покушала. Только ведь съест три ложки и не хочет больше.
– Лежит, вот много организму и не требуется.
– Дина, а правда, что мы для вас неверные? Что же ты ходишь к нам, маме помогаешь?
– Помогать нужно всем нуждающимся людям, какой бы веры они ни были. Аллах все видит и все поймет.
– А вот у вас, чтобы в рай попасть, что нужно сделать?
– Нужно хорошие дела делать для людей и животных всех, нужно молиться…
– Так значит, ты себе место в раю зарабатываешь, когда кошек кормишь и к маме по-соседски заходишь?
Дина косанула на Миру, но сдержалась и ответила спокойно:
– Можно и так сказать, если хочется. Аллах Всемогущий во всем разберется и оценит всех по заслугам их. Нужно жить по совести, не делать зла, а то шайтан придет.
– Шайтан? А кто это такой?
Дина смутилась, поправила платок на голове.
– Ох, зря я это сказала, нельзя вообще упоминать про него, не было бы худо.
И Дина в расстроенных чувствах ушла, бормоча под нос молитву.
Засыпала Мира здесь всегда трудно. До двенадцати бубнило радио, которое всегда слушала мама. Сейчас слышит – не слышит, а традиция сохранилась, выключить Мира не смела.
В комнате темно и тихо. Вещи как будто затаились. Ни звука не доносится со стороны, противоположной от окна, где мамина кровать. Мира лежит прямо под окном, на стареньком диване со скрипучими острыми пружинами, впивающимися в бок при каждом неосторожном движении.
Из окна чуть сочится рассеянный лунный свет, от которого в комнате появляется какая-то зыбкость, неустойчивость.