47 ронинов

Но хоть негодяю и удалось прибрать к рукам провинцию, ему никогда не присвоить себе чести семьи Асано. И неважно, что в ближайшем будущем он возьмет себе это достойнейшее имя и станет новым даймё, получив право распоряжаться и доменом, и жизнью самой Мики.

Господин Кира – всего лишь безжалостный, умеющий ловко плести интриги трус. Чтобы добиться расположения нужных людей и пробить себе путь наверх, он пускает в ход внешнее обаяние и красивое лицо – да еще, наверное, колдовство. А чтобы не беспокоиться о последствиях и о возможном поражении, предпочитает добывать желаемое чужими руками.

Даже его наложница Мидзуки – загадочная, невероятно красивая женщина с лисьей тенью и ведьмиными способностями, – кажется, полностью порабощена негодяем. Мике доводилось слышать истории о кицунэ, влюблявшихся в людей… Но как же эта колдунья не замечает, что ее угораздило полюбить мужчину бездушного, словно пустые доспехи, и коварного, словно самый опасный дикий зверь?

Наверное, управлять своими чувствами не под силу даже такому созданию, как ёкай… Мика столько раз ловила на себе полный дикой ревности взгляд ведьмы – взгляд, которым Мидзуки уже давно испепелила бы соперницу, если бы не боялась уничтожить при этом и любовь Киры к себе… Жаль, нельзя заставить кицунэ поверить: ей нечего опасаться – ведь невольная невеста не испытывает к будущему супругу ничего, кроме ненависти…

Хорошо уже то, что колдунья старалась подольше и почаще удерживать своего возлюбленного в спальне, тем самым не подпуская его к сопернице чересчур близко. Впрочем, Мика подозревала, что Кира и сам боится проявлять по отношению к ней излишнюю настойчивость… боится, что, стоит ему лишить госпожу Асано чести, девушка попросту его убьет. А если это не удастся – покончит с собой. И в том, и в другом случае не быть ему истинным князем Асано, чьими бы землями он ни управлял. Мика не упускала возможности ненавязчиво ему об этом напоминать…

Пальцы ее совсем окоченели, и девушка спрятала их поглубже в рукава кимоно. От ледяного воздуха, проникающего в помещение через открытую дверь, не спасал даже многослойный наряд и шелковая стеганая накидка. Между Микой и сидящим напротив Кирой стоял низкий столик, под которым пряталась угольная жаровня. Покрывающее стол толстое одеяло удерживало достаточно тепла, чтобы согревать ноги. На подносе ждал чайник с горячим чаем и две чашки.

Кира настоял, чтобы они с невестой вместе ели и проводили как можно больше времени – причем независимо от ее желаний. Она уступила, ведь если «гостеприимный хозяин» часто слышал отказ, его уродливая сущность немедленно прорывалась наружу, и тогда он вымещал злобу на попавшихся под руку беспомощных людях. При этом Мику он заставлял смотреть на издевательства, поскольку знал, что страдания других ранят ее сильнее – даже ударь он ее ножом, это не причинило бы девушке такой боли.

Господин Кира откашлялся, и Мика вздрогнула. Надо же, она так погрузилась в свои мысли, что совсем забыла о его присутствии.

В воздухе сегодня как будто повеяло весной, и потому Кира решил, что чай следует пить как будто на улице – в этой комнате, где царили все времена года сразу. Правда, лишь в двух измерениях. Расписные стены радовали глаз пейзажами, от мучительной красоты которых у Мики тоскливо сжималось сердце: весенний цвет сливовых и вишневых деревьев; летние пионы и камелии, глициния и гортензия. В синем небе парили птицы, в голубой воде важно бродили журавли и цапли, заглядываясь на сверкающих спинами карпов и мельтешащих в воздухе стрекоз. Зелень травы и деревьев постепенно сменялась красным пламенем осенних кленовых листьев и многоцветьем хризантем… Полная истомы красота, столь привычная для Ако и столь чуждая этим горам, где тепло гостило лишь несколько недель в году, а все остальное время земля и небо представляли собой унылую черно-белую картину, кое-где разбавленную оттенками серого.

В окружающую фантастическую сцену, живо напомнившую Мике театр кабуки, властно вторгался обесцвеченный до смертельной бледности реальный мир. Он отчетливо просматривался в открытом дверном проеме и выхолаживал яркое помещение морозным горным воздухом. Сидящий на полу щуплый мальчик в обветшалой крестьянской тунике и ножных обмотках с удивительным мастерством играл на сямисэне, но его искусство не давало права озябшему музыканту даже на теплую одежду – лишь на место раба у ног господина.

До чего же символично, с грустью подумала Мика. Эти сказочные стенные росписи так чудесно изображают жизнь – словно пьеса внутри пьесы, настоящие декорации к постановке, в которой она уже давно чувствует себя актрисой.

– Выпейте чаю, моя госпожа. Вы немного согреетесь, – с напускной заботой, под которой обычно скрывалось совсем иное чувство, произнес Кира.

Поверх богатого плетеного кимоно, окрашенного в сизые тона, на хозяине замка не было ни накидки, ни даже телогрейки. Казалось, ему тепло и уютно, словно он и впрямь наслаждается весенним днем.