Лицо Арта вытягивается от удивления:
— Ой, Шон, да брось. Пароль, что стоит на тех файлах, меньше чем за пару дней любой компьютерный гик вскроет. И не нужно тащится в самое пекло. На кой черт девчонка тебе сдалась?
Шон смеряет его красноречивым взглядом, но всё же покладисто объясняет:
— Ник дал ей слово. А значит, мы обязаны сдержать его.
Арт тяжело вздыхает и падает обратно на диван безвольным мешком:
— Почему всегда мы?
— Я бы тоже хотела помочь…
— Хорошо, — кивает Шон, но линия его плеч едва уловимо напрягается, подсказывая, что в глубине души он явно не согласен. — Выезжаем завтра утром, так что лучше бы собраться, — добавляет он и выходит из комнаты.
Арт медленно встаёт и шагает следом, а я съезжаю по стене под аккомпанемент скрипа закрывающейся двери. И только когда шаги в коридоре стихают, наконец разрешаю себе вдохнуть, всеми силами стараясь унять бешено колотящееся сердце. Потому что впервые за последние четыре недели уверена: мы как никогда близко.
Сегодняшняя ночь длится бесконечность. В груди ворочаются сомнения, что эта поездка — не столь хорошая идея, как изначально казалось, поэтому никто не спит, серыми тенями бродя по дому, скрипя половицами и погружаясь в собственные мысли.
До рассвета остается несколько часов. Я лежу в мерцающей темноте и смотрю в окно, где медленно сыпется снег. Боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть дремоту, но ожидание утра с каждой минутой становится все тревожнее, а сон окончательно тает, поэтому встаю с постели и медленно крадусь по коридору.
Босые ноги овевает ночной прохладой. Длинная тень скользит по полу, ломаясь и сгибаясь, столкнувшись с темными стенами, а потом и вовсе пропадает в зияющей пустоте дверного проёма. Комната парней никогда не закрывается. Не потому что они опасаются внезапного нападения, потому что двери попросту нет. Как нет и кроватей. Два сдвинутых матраса у противоположных стен — вот и вся обстановка.
Я опускаюсь на пол и сажусь с краю, опираясь спиной на стену. Арт двигается, освобождая мне место и накидывает на голые ступни одеяло, разделяя общее тепло на двоих. Наверняка гадает, что я забыла у них в четыре утра, но не спрашивает.
Тревожный шепот в голове потихоньку умолкает, напряжённые мышцы расслабляются, потому что ожидать неизбежного вместе уже не так страшно. Скоро наступит завтра, в котором я стойко буду делать вид, что не слабее и не трусливее любого из парней. Но это все — завтра. А сегодня, в темноте холодной комнаты, я ещё могу отчаянно цепляться за укрывающее меня одеяло, чувствовать плечо рядом и немножко бояться.
— Внизу осталось печенье. Может, чаю? — наклонившись к моему уху, шепчет Артур. Тепло от его одеяла согревает мои холодные ступни и, чтобы побыстрее разогнать кровь, я аккуратно потираю их друг о друга.
— Звучит здорово. Только вылезать не хочется. Может, сбегаешь?
Глаза Арта загораются детским восторгом, а улыбка светит во тьме, словно лампочка. Скрипя матрасом, он откидывает одеяло и опускает ноги на пол, как вдруг сбоку раздается сонный голос Шона:
— Эй, — шепчет он. — Вы там что, пикник посреди ночи устроить собираетесь?
— Нет, спи, — шипит Арт и забирается обратно, прикладывая палец к губам, приказывая мне не шуметь.
Снова наступает тишина. Но ненадолго.
— Может, в карты, — спустя две минуты предлагает Кавано. Только на его предложение снова отзывается Шон.
— Я не пойму, что, никому, кроме меня, сон не нужен? — возмущается он, поворачивается и привстает, опираясь на локоть.
— Не спится. Как будто эта ночь против нас что-то замышляет. Не нравится она мне, — шепчет Арт, и я киваю, полностью с ним соглашаясь. Хотя с момента «пробуждения» в поезде вряд ли есть хоть одна, которая бы мне понравилась. Возможно, были ночи, которые я любила, но они остались по ту сторону, и теперь я их не помню. — Словно что-то готовится. Не очень хорошее.
— Как минимум мы собираемся вломиться в самую защищенную лабораторию страны. Куда уж хуже? — иронизирую я. Слова звучат удивительно легко, словно я давно смирилась с обстоятельствами, как обречённый на казнь смиряется с собственной долей. — Интересно, если нас поймают, на месте пристрелят или будут долго и мучительно пытать?
— Зная твоего отца, думаю, второе, — бормочет Арт. — Надо будет с утра ногти подстричь покороче. На всякий случай.
Шон переворачивается к нам лицом.
— Может, хватит давить на психику?
— Да я даже не начинал, — отмахивается Арт. — Это называется сарказм, Рид. Помогает сделать ситуацию менее пугающей. Попробуй. А еще книга Виолы. Говорил я, не стоило на ночь читать. Теперь точно будут сниться собачьи черепа, зарытые в жертвенные могильники.
— Раз не нравилось, зачем читал?
— Не спалось. Думал, хоть книга поможет. Всегда выходило. Только открыл — тут же заснул. Так дальше второй страницы ни разу не продвинулся.