48 законов власти

Нинон де Ланкло было известно все об искусстве любви. Величайшие писатели, мыслители, политики того времени были в числе ее любовников — назовем хотя бы Ларошфуко, Мольера, Ришелье. Когда она стала старше и ее известность росла, лучшие семьи Франции присылали к ней своих сыновей для обучения науке любви.

Нинон было известно, что при всей непохожести мужчин и женщин их реакция на попытки обольщения обычно одинакова: в глубине души они чувствуют, что подвергаются соблазну, но уступают, так как им приятно чувствовать себя ведомыми. Это удовольствие — отпустить поводья, расслабиться, позволить другому человеку увлечь себя в неведомые края. Всё в искусстве обольщения, однако, держится на недомолвках. Нельзя открывать свои намерения, прямолинейно облекать их в слова. Вместо этого вы должны сбивать своих жертв со следа. Чтобы они покорно следовали за вами, их нужно смутить и запутать. Вам нужно подавать ложные сигналы: делать вид, что вас интересует другой мужчина или женщина (подсадная утка), скрывать свой интерес к жертве, разыгрывать безразличие и так далее. Такое поведение не только сбивает с толку, но и возбуждает интерес к вам.

Представьте себе ту же историю, с точки зрения юной графини: после нескольких ходов, сделанных маркизом, она почувствовала, что он играет в какую-то игру, но эта игра прельщала ее. Она не знала, куда он увлекает ее, но была готова на всё. Его поступки интриговали ее, каждый его шаг заставлял гадать, что за ним последует, она наслаждалась даже своими ревностью и смущением, ведь порой любое чув­ство нам дороже, чем скука безопасности. Графиня, конечно, могла догадываться о скрытых намерениях маркиза — они свойственны большинству мужчин. Но ей хотелось выжидать и наблюдать, и, возможно, если бы ему удалось протянуть это ожидание на достаточно долгий срок, ей уже не было бы так важно, что на самом деле представляет ее партнер.

Однако с того мгновения, которое выбрал маркиз, чтобы про­­изнести это роковое слово «люблю», все изменилось. Не бы­ло больше игры, лишь прямолинейная демонстрация страсти. Его намерения были обнажены: он действительно хотел ее обольстить. Все его поступки, до тех пор интригую­щие, даже чарующие, предстали теперь в ином свете, казались безобразными и циничными. Графиня чувствовала смятение, опустошение. Дверь захлопнулась, чтобы никогда больше не открыться.

Старайся не прослыть обманщиком, хоть сегодня и невозможно прожить, не будучи таковым. Самая большая твоя хитрость должна состоять в том, чтобы не показать свою хитрость.

Бальтазар Грациан

Соблюдение закона

В 1850 году молодой Отто фон Бисмарк, тридцатипятилетний депутат парламента Пруссии, был на повороте своей карьеры. На повестке дня стояло объединение нескольких государств (включая Пруссию), на которые была раздроблена Германия, и война против Австрии — могучего южного соседа, — заинтересованной в слабой Германии, угрожавшей вторжением в случае объединения. Герцог Вильгельм, наследник прусского престола, высказывался в пользу войны, и парламент был единодушен, готовя мобилизацию в армию. Против были только король Фридрих Вильгельм IV и его министры, которые предпочитали не обострять отношений с сильной Австрией.

На протяжении своей карьеры Бисмарк преданно, даже страстно поддерживал идею сильной и властной Пруссии. Он мечтал об объединении Германии, о войне с Австрией, о том, как будет повержена страна, так долго державшая Германию в состоянии раздробленности. Бывший солдат, он представлял военную кампанию как победное шествие к славе.

Это, в конце концов, был тот самый человек, который сказал много лет спустя: «Главные вопросы времени будут решены не речами и резолюциями, а железом и кровью».

Страстный патриот, приверженец военной славы, Бисмарк, тем не менее, произнес речь в парламенте в самый разгар военной лихорадки. Речь эта поразила многих. «Горе государственным мужам, — сказал он, — начинающим войну, не имея такой причины, которая останется важной даже после окончания войны. После войны вы посмотрите по-иному на многие проблемы. Хватит ли вам тогда мужества, чтобы посмотреть в глаза крестьянину, оплакивающему пепелище, калеке, отцу, потерявшему детей?» Бисмарк не только продолжал живописать ужасы вой­ны, но, что было особенно странно, восхвалял Австрию и защищал ее действия. Это шло вразрез со всем, что он отстаивал прежде. Последствия не замедлили сказаться. Бисмарк был против войны — что бы это могло означать? Другие депутаты были в смущении, многие из них изменили свое мнение при голосовании. В результате король и его министры победили, войну удалось предотвратить.