Фуше было давным-давно известно, что Бонапарту удавалось одерживать верх в том числе и благодаря тому, что он шпионил за приближенными днем и ночью. Министр вышел невредимым из этой игры, нанимая собственных шпионов, чтобы шпионить за шпионами Наполеона. Этим он нейтрализовал любое действие императора против себя. Так и в случае со встречей в Базеле Фуше удалось побить противника его же оружием: зная об осведомителе Наполеона, он обставил дело так, словно сам также был двойным агентом.
Фуше добился власти и процветал в период великой смуты благодаря тому, что вел с окружающими зеркальную игру. Во время Великой французской революции он был радикальным якобинцем. После террора стал умеренным республиканцем. При Наполеоне превратился в убежденного империалиста, которому Наполеон пожаловал дворянство и титул герцога д’Отранто. Если оружием Наполеона было копание в грязном белье подчиненных, то Фуше страховал себя тем, что собирал сведения о Наполеоне, как и обо всех других, с кем ему приходилось иметь дело. Это позволяло ему предвосхищать планы и предугадывать желания императора, прежде чем тот успевал высказать их. Прикрывая свои действия с помощью стратегии зеркала, Фуше мог также планировать и наступательные операции, не боясь, что его поймают с поличным.
В этом власть зеркального повторения действий тех, кто вас окружает. Во-первых, вы даете людям ощущение, что полностью разделяете их мысли и идеалы. Во-вторых, если они подозревают, что у вас есть скрытые мотивы, зеркало прикроет вас от них, подобно щиту, не позволяя им понять вашу стратегию. В конце концов это раздражает их и выбивает из колеи. Играя в двойную игру, вы получаете возможность перехватить у них инициативу, заставив их почувствовать себя слабыми и беспомощными. Вы приобретаете и еще одно преимущество: можете выбирать, когда и каким образом сокрушить их, — а это верная дорога к власти. К тому же зеркало сохраняет вашу ментальную энергию: простое повторение ходов, сделанных окружающими, своеобразное эхо, дает вам простор, необходимый для разработки собственных планов.
Лисица и аист
Лиса, скупая от природы,
Вдруг хлебосолкою затеяла прослыть.
Да только как тут быть,
Чтоб не вовлечь себя в излишние расходы?
Вопрос мудрен — решит его не всяк.
Но для Лисы такой вопрос пустяк:
Плутовка каши жидкой наварила,
Ее на блюдо тонко наложила
И Аиста зовет преважно на обед.
На зов является сосед,
И оба принялись за поданное блюдо.
Ну, кашка хоть куда! Одно лишь худо,
Что Аист есть так не привык:
Он в блюдо носом тык да тык,
Но в клюв ему ни крошки не попало;
А Лисанька меж тем в единый миг
Всю кашу языком слизала.
Вот Аист в свой черед,
Чтоб наказать Лису, а частью для забавы,
Ее на завтра ужинать зовет.
Нажарил мяса он, сварил к нему приправы.
На мелкие кусочки накрошил
И в узенький кувшин сложил.
Меж тем Лиса, почуяв запах мяса,
Пришла голодная, едва дождавшись часа,
И ну, что было сил,
Давай вокруг стола юлить и увиваться
И щедрости соседа удивляться.
Но лесть ей тут не помогла:
По клюву Аисту кувшин пришелся впору,
У гостьи ж мордочка чресчур была кругла...
И жадная Кума ни с чем, как и пришла,
Поджавши хвост, к себе убралась в нору.
Жан Лафонтен
Соблюдение
зеркальных эффектов (2)
В начале своей карьеры честолюбивый полководец и государственный деятель Алкивиад (450—404 гг. до н. э.) использовал грозное оружие, проложившее ему дорогу к власти. Общаясь с окружающими его людьми, он чувствовал их настроения, их вкусы и умело приспосабливал под них свои слова и поступки, так что они, как в зеркале, видели себя и свои сокровенные чаяния. Он обольщал их, давая понять, что считает их ценности самыми важными и что его цель была помочь им осуществить их мечты. Мало кто был способен устоять перед его чарами.
Первым, кто поддался его обаянию, был философ Сократ. Жизнь Алкивиада являла собой противоположность Сократовым идеалам простоты и честности: он купался в роскоши и был совершенно беспринципен. Однако, встречаясь с Сократом, он подражал ему в трезвости, ел простую пищу, сопровождал Сократа на долгих прогулках и беседовал с ним только о философии и добродетели. Сократ не сразу поддался обману — его не могла не настораживать другая жизнь Алкивиада. Но он позволил увлечь себя простому рассуждению: в моем присутствии, думал он, этот человек поддается благотворному влиянию, только я имею над ним такую власть. Это чувство опьянило Сократа, он полюбил Алкивиада, стал горячо поддерживать его, а однажды Алкивиад с риском для собственной жизни спас философа на поле битвы.