Ну и дальше – по плану. «Улыбочку. Просьбу. Ладно. Теперь попробуй, «порву, сука»… не, как гопник… ладно, не будем. Попробуй «убью, тварь». Отлично. Теперь – «Ты – дурак?»… Теперь, с улыбкой, где ты пытаешься обратить в шутку что-то неприятное… уточню – пугающее. Ладно. Теперь, «ты – дурак?» с омерзительным презрением. Ладно, теперь, ты – княгиня, а там… ну, пьяный барон, и вокруг – бал».
С княгиней меня – заклинило. Не могла легко притвориться. Ну, потому что где-то в глубине души было воспитание деда.
А демон – упёрся. А я – поняла, что эта демоническая скотина выколупывает меня из-за моих зеркал. Стиснула зубы. И выдала княгиню.
Он – обрадовался и где-то двадцать эмоций-сообщений гонял этот образ. И я уже было подумала, что сейчас он попросит совсем в наглую показать что-нибудь противоположное от княгини. И уже собралась с яростью, чтобы вспомнить прошлый месяц.
Но он сказал:
«Ок, ладно. Для оценки – хватит. Теперь хочу несколько фоток в очень внезапной ситуации. То есть, заранее прости, но я хочу вызвать неуправляемый всплеск эмоций и сравнить с управляемыми.
Можно?»
Я подумала и посмотрела ему в глаза. И даже – заглянула в чай с углями. Пытаясь увидеть, что скрывается за просьбой разрешения.
Само собой, ничего не разглядела.
Так что – отвела взгляд в камеру и кивнула.
Он, вздохнул и сказал:
«Ир, сейчас мы – с тобой. Как бы забудь про камеру. Ну, нет её. И – ещё раз напомню, всё снятое – только твоё, кроме пары фоток лично мне».
Ну, я перевела взгляд на него. На подбородок. И кивнула. Мол – валяй.
И он – навалял. Так, что меня мгновенно проморозило ужасом. Накопленным ужасом. И ужасом, что я – всё.
В общем, он сказал:
«Ир, сначала – уточню, что соглашение о неразглашении покрывает всё совместное проживание. А не только после подписания. Понятно ли?»
А я – уже поняла, о чём. Уже застыла от стыда и ужаса. Но ещё цеплялась за надежду, что – нет. Он – ждал. Я уронила взгляд. И через силу кивнула. Стиснув в кармане когатану.
Он – сказал:
«Знаешь, ты, пока без сознания, орала и разговаривала. Так что – извини, я – знаю, что ты можешь говорить»
У меня – рухнуло. Оставив меня висеть в пустоте. Потерявшись. И пытаясь ухватиться хоть за что. Но – за что, я ждала от него. Повода. На стыд, на ярость, на лютую тоску, на вскрыться…
Он – сказал, очень мягко:
«Я смутно догадываюсь, почему ты боишься применять голос по людям»
Я начала дрожать. Чтобы не согнуться от нестерпимого сочетания «смутно догадываюсь» и – точнейшей формулировки «применять Голос по людям», которую, кроме меня, никто не знал. Мне было очень бешено, страшно и стыдно. От того, какая – я, и как неуклюже он делает вид, что не видит меня всю.
«Со мной общайся, как тебе удобней…»
Я не успела толком на это среагировать, потому как он – внезапно:
«… но я хочу уточнить, почему ты – в розыске».
И меня – выдернуло. Из стыда за себя в тупую ярость – в обиду на свою невезучесть, в злость на свою слабость, и в тупую ярость на Сергея. А ещё вернулся страх. Привычный донный страх, что меня – поймают. Допрос. Побои. Я – заговорю. И – всё. Так что лучше – сразу всё.
И меня опять начало подёргивать бежать. Пока он меня не сдал.
А ещё стало очень обидно. Почти до плача. Что я как последняя дура попала под шантаж спецслужб. Где вот это редактором – прикрытие того, чем мне предстоит на самом деле.
Лицо я удержала. Глаза – нет.
Он – вздохнул. Окликнул мягко, почти поверила:
«Ир, я просто хочу уточнить – ты тогда куда-то ушла, в лес, наверное, покричать. Он – услышал. Его – накрыло. Он попытался изнасиловать. Ты – убила. Так?»
Я – помедлила, решаясь. Открыла рот.
Попробовала сказать.
Переклинило.
Вздохнула-выдохнула.
Прошептала, глядя в стол:
«Зачем? Зачем спрашиваешь, раз знаешь?»
Он – молчал.
Я – вскинула взгляд. И натолкнулась на ярость. На лютую, холодную ярость.
Глаза – сами отвернулись, меня – пригнуло. Мысли – снесло желанием нестись со всех сил.
Он – очень медленно, страшно спросил:
«Скажи пожалуйста. Честно. Это – важно. А в строительном отряде 428, которым командовал твой дед, был инструктор по шиноби-до?»
Я… просто машинально пролепетала:
«Не знаю»
Он – выдохнул, подумал. Потом сказал:
«Мир – кабуки. Все – в масках. Тело – маска духа.
Возраст, пол, походка, голос – роспись.
Новое поверх старого – заметно.
Если снять всё – будет пустота, способная всем»
Помедлил, давая понять. Спросил:
«Ты такое слышала раньше?»
Ну, ярость от него – поутихла. И я смогла чуть-чуть сообразить, и ответить:
«Отзеркаль жертву и убейся…»
И – подождала, продолжит ли он. Но он – не продолжил. А вместо этого отвернулся. И выдал длинное ругательство на каком-то вообще левом языке. И – утробным жопораздирающим голосом. Ну, каким-то запредельно страшным до усрачки. Он это – не мне, не в меня выорал. Но вот почуяла, что если бы в меня, то…
А он, выругавшись, притух. Подошёл к кухонному столу, врубил вытяжку. Достал из шкафа сигареты, пепельницу, зажигалку. Сел, и закурил.
Молча.
А я решила… порычать. То есть тоже – закурила. Несмотря на ворчание лёгких.
Он – посмотрел на меня. Я – встретила взгляд. И выпустила струю дыма.