4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

— Многоуважаемые господа! Увы, многие из вас видели, и совет наблюдателей подтвердил: победа подложная. Этот раб, — распорядитель указал на побледневшего бойца, — нарушил правила, намеренно сдавшись. Какими бы ни были его причины, — мне показалось, что распорядитель бросил быстрый взгляд в мою сторону, — но подобное нарушение недопустимо и карается немедленной смертью.

— Смертью?! — воскликнула я, едва не подскочив на месте. — Но за что?! Ведь это всего лишь игра!

— Игра должна быть честной, — с каменным лицом, не глядя на меня, произнес Диего.

— Победившему выигрыш не засчитывается. Если будет установлена его причастность, он будет наказан плетьми, а его господин за подлог уплатит неустойку.

Кровь, ударившая было мне в лицо, теперь отхлынула от щек. Эйхо накажут?! Да по какому праву?!

— Успокойся, — услышала я голос Диего и ощутила его ладонь на своей руке. — Если он невиновен, я не позволю его наказать.

— Что… что они делают?! — задыхаясь от сдавившего горло ужаса, прошептала я.

Подняли решетку; сквозь нее несколько рабов уже вкатывали на арену огромный деревянный диск. Чувство дурноты всколыхнуло желудок: я узнала этот диск. Именно на нем должен был умереть Джай, когда я впервые увидела его; именно на нем на моих глазах умер мучительной смертью разорванный на части невинный человек.

— Нет. Нет. Нет, — я затрясла головой, будто в падучей болезни. Выдернув руку из ладони мужа, рывком поднялась. — Это невозможно, я этого не допущу!

— Вельдана, сядь, — жестким тоном приказал Диего. — Не позорь меня снова, прошу.

Как на беду, я случайно поймала взгляд приговоренного к смерти бойца. Он смотрел прямо на меня, и в его широко раскрытых глазах — светлых, не темных, как я сразу этого не заметила! — светилась безнадежная мольба. Меня окатило ледяной волной осознания: Святые Угодники, да этот безумец действительно сдался Эйхо намеренно, не иначе как хотел стать моим рабом!

Я решительно обернулась к Диего, который вновь цепко держал меня за руку.

— Тогда сделай что-нибудь! Хотя бы раз воспользуйся своей властью! Хотя бы раз заступись за жизнь человека, чтобы этого не пришлось делать мне! Пообещай им что угодно: что я выкуплю его за любые деньги, что он больше никогда не примет участия в боях, соври, что это мой сводный брат — что угодно, чтобы сохранить ему жизнь!

Губы Диего сложились в тонкую нить, красивое лицо исказила гримаса злости. Что ж, яснее ясного: он не станет заступаться. Не станет потакать очередной прихоти взбалмошной жены-северянки…

— Хорошо, — неожиданно произнес он, с видимым усилием разжав губы. — Только прошу тебя: останься здесь и сохраняй спокойствие, иначе ты все испортишь.

Словно во сне, я заставила себя опуститься на мягкий бархат дивана. Диего, расправив плечи и гордо вскинув голову, вышел из ложи. Неторопливо, с непередаваемым достоинством благородного человека подошел прямиком к ложе Вильхельмо. Мой взгляд лихорадочно метался между ними, поглощенными неслышной беседой, и происходящим на арене. Несчастного виновника уже распяли на диске, а веревки от его запястий и лодыжек привязывали к огромным шипастым колесам. Неумолимая машина смерти готова была поглотить очередную свою жертву.

— Скорее же, скорее! — шептала я вслух, вновь переводя взгляд на мужа.

Он уже возвращался ко мне. Так же чинно, неторопливо, чеканя шаг в начищенных до блеска сапогах. По его лицу, сохранявшему каменное выражение, невозможно было понять, удалось ли ему добиться справедливости. Однако Вильхельмо не сделал никакого знака распорядителю, чтобы остановить казнь.

Я ринулась навстречу мужу и вцепилась дрожащими пальцами ему в плечи.

— Ты… ты…

— Увы, — сухо произнес он, отводя глаза. — Его казнят. Вильхельмо прав: подобные прецеденты должны пресекаться незамедлительно и без исключений. Посуди сама: если один раз оказать милость нарушителю, за ним последуют другие: договорные бои, поддавки, фальшивые победы… Идея игр на Арене потеряет свой смысл, зрители откажутся делать ставки.

— Ты струсил, — выдохнула я потрясенно. — Струсил! Ну что ж, тогда я …

— Нет, — резко одернул меня Диего. — Нет. Ты не станешь вмешиваться. Мало того, что ты снова опозоришь мое имя, ты еще навлечешь на себя подозрение. Тебя обвинят в мошенничестве — якобы ты всеми правдами и неправдами желаешь заполучить чужих рабов. Об Адальяро уже и так ходят нехорошие слухи: наши бойцы до сих пор не знали поражений…

Протяжный вопль боли донесся до моих ушей. Невольно обернувшись на звук, я увидела, что мускулистые рабы уже привели в движение адские колеса, натягивая веревки. Трибуны одобрительно зашумели. Я сглотнула вязкую слюну: смотреть на жестокие мучения человека, разрываемого заживо, было невыносимо, но глаза будто прикипели к отчаянному взгляду приговоренного.

Он смотрел на меня.

Очередное напряжение сильных безжалостных рук, едва уловимый поворот колес — и крик боли казнимого превратился в высокий, нечеловеческий визг. Мое сердце остановилось.

— Не смотри, — дернул меня Диего за край рукава. — Вельдана, ты слышишь?