4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

— Госпожа ежедневно справляется о тебе. А ты о ней. Разумеется, это не мое дело, но… что-то есть между вами, да?

— Ты права. Это не твое дело.

Лей пребольно нажимает пальцами на мои ребра поверх раны и склоняется над моим лицом.

— Мог бы быть и повежливей, злобный боров.

— А ты могла бы быть и поласковей, — с шумом втягиваю воздух, считая звезды в глазах. — И чем ты только полюбилась Зверю, гремучая змея?

— Такому, как ты, этого никогда не понять, — криво усмехается Лей, но оставляет меня в покое. — Госпоже передать что-нибудь?

— Передай, — облизываю потрескавшиеся губы, — передай, что отныне я буду послушен, как ангел. И попроси, чтобы она берегла себя.

Лей брезгливо поджимает губы, подхватывает окровавленные тряпки, служившие мне перевязью, и направляется к выходу.

— Постой, — окликаю ее, перебирая между пальцев грубый обрывок бумаги. — Позови ко мне Зверя.

— Ты как? На вид уже не смахиваешь на свой собственный труп, — подчеркнуто весело скалится Зверь, в то время как его внимательные глаза пытливо ощупывают мое лицо.

Сам он все еще в бинтах и держит раненую руку на перевязи, но хотя бы не приговорен к постели вредным старикашкой Гидо.

— Мой труп еще способен сделать мертвецами других, — самоуверенно фыркаю и приподнимаюсь на локте, кивая в сторону двери. — Что у нас там? Спокойно?

— Да, все в порядке, — поспешно кивает Зверь, но от моего взгляда не ускользает то, как быстро Зверь отводит глаза.

— Эй! — хмурю брови и смотрю на него с подозрением. — Я не заслуживаю правды? Что ты скрываешь?

Зверь косится на меня темными, как маслины, глазами. Вторая пасть нервно подергивается вокруг его настоящего рта.

— Позапрошлой ночью случилась потасовка. Дикобраз перешел черту и задушил Грифа.

Мой язык намертво прилипает к гортани. Я тупо таращусь на Зверя, не в силах поверить в услышанное.

— Об этом… кто-нибудь знает?

— А то как же. Нашелся умник, кликнул стражу, аркебузиры заковали Дикобраза в кандалы, заткнули рот тряпкой и привязали к столбу. А утром доложили господину.

— И что господин?

Зверь судорожно сглатывает и опускает взгляд.

— Дикобраз умирал долго. У всех на виду.

— Адово пламя… я ничего не слышал!

— Ему залили рот воском. Бедняга не мог даже кричать.

— Что происходит? — бездумно скребу пятерней по отросшей щетине. — Как мы дошли до такого?

Мы встречаемся глазами и оба понимаем, как подобное могло случиться. Вспоминаются голодные взгляды, что провожали тонкую фигурку Вийе. Взгляды, которыми бойцы смотрят на Вель. На Лей. На рабынь, что приносят еду.

— Как Изен? — едва шевелю пересохшими губами.

— Хозяйничает, — чуть улыбается Зверь своим мыслям. — Скребет, чистит, моет. Не беспокойся: Жало всегда держит ее и детей под присмотром. Да и у твоих дверей каждую ночь сменяют друг друга двое.

— Это лишнее.

— Не лишнее. Зависть — не лучший союзник. Твое главенство не всем приходится по вкусу.

Его слова заставляют меня задуматься о другом.

— Скверно. Но я позвал тебя не за этим.

Зверь вопросительно приподнимает бровь.

— Ты нужен мне… на свободе.

Теперь обе брови Зверя ползут вверх, причудливо изгибаясь в густом орнаменте татуировок.

— К тебе вернулся жар? Ты бредишь?

— Нет. Слушай.

И я, решившись, рассказываю ему о своем замысле от начала и до конца, без утайки. Недоверие на его лице сменяется изумлением, а затем — почти благоговейным страхом.

— Ты безумец, Вепрь…

— Я это уже слышал, и не раз. Теперь скажи мне, готов ли ты разделить мое безумие.

Зверь судорожно сглатывает, не сводя с меня глаз.

— Но… почему я?

— А кому еще я мог бы доверять, как самому себе?

— Ну… например, Жало? Ведь он страстно желает свободы, отчего бы тебе не отпустить его? Он сделает для тебя все, что угодно…

— Нет. Все естество Жала сосредоточено на его семье. Получив свободу, он вскоре забудет о нас. А нам могут потребоваться месяцы, а может, и годы. Мне нужна истинная преданность. Ты можешь подумать и сделать выбор, но думай не слишком долго.

— Мне нечего думать, — чуть слышно заявляет Зверь. — Я готов. Но… как ты скажешь об этом госпоже? Ведь она наверняка поинтересуется, почему ты просишь отпустить именно меня, а не кого-то другого?

— Это и в самом деле непросто, — признаю я, неосознанно потирая раненый бок. — Вель почти наверняка сделает так, как я попрошу, но она не сможет объяснить это мужу. Ведь ты, без всяких сомнений, лучший боец среди наших. И приносишь господам хорошие деньги.

Зверь вопросительно смотрит мне в рот, будто оттуда должно выглянуть не что иное, как их халиссийское божество.

— Но у меня есть план. И он должен сработать.

Зверь остается у меня до самого вечера. Мы говорим обо всем, начистоту, обсуждая будущее в мельчайших подробностях. И лишь в конце, собираясь уходить, он неуверенно бросает:

— Как думаешь, если все получится, госпожа отпустит со мной Лей?

Его вопрос ранит меня сильнее, чем сумел ранить меч Пустынного Смерча.

— Хаб… Госпожа, разумеется, захочет ее отпустить, ее даже не придется просить. Однако… Лей не место рядом с тобой. По крайней мере, до дня перемен.

Зверь меняется в лице. В его глазах отражается неверие, боль от предательства, закипающий гнев.