4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

Они могли бы жить, когда победят. Жить на пустынных просторах Халиссинии. Жить в разграбленных, разоренных домах Саллиды. Кто-нибудь из них наверняка доберется до Кастаделлы. До Вель.

Нет.

Этот, которому я на излете срезаю верхушку черепа, до Вель не доберется.

Прежде во время сражений я ощущал возбуждение, пьянящий задор, жажду победы.

Теперь ощущаю лишь пустоту и усталость.

Пронзаю могучую грудь гороподобному гиганту и вижу, как закрываются черные глаза Несущего Смерть.

Зачем?

Я устал от сражений. С размаху рубить, забирая на кончике меча чью-то жизнь, раз за разом становится все труднее. И бессмысленней. Какая разница, кто победит? Меня не будет, не будет храбрых саллидианцев, не будет многих яростных халиссийцев, а войны будут всегда.

Так зачем?

Вель. Я боюсь за нее. Боюсь, что когда меня не станет, некому будет ее защитить. Решится ли она забрать детей и уехать на север? Боги, прошу вас, сделайте так, чтоб решилась. Вель, прошу, услышь меня… Мы умираем. Спасай себя и детей, пока можно.

А я их пока задержу.

Меч становится тяжелее: на моих глазах в последний раз поднимается и опускается пробитая грудь Акулы. Замирает остекленевший взгляд.

Зачем?

Зачем было это все? Восстание, смерти рабов и рабовладельцев, взятие города, новые порядки… Я воевал против саллидианцев, теперь воюю на их стороне. Убиваю тех, кого прежде называл братьями.

Зачем?

Перед глазами встает лицо Хаб-Арифа, за его плечом вижу испуганную Лей. Рука на миг замирает — и этот миг едва не лишает меня жизни. Нет, это не он. Несмотря ни на что, он бы не поднял на меня меч…

Уклоняюсь и достаю врага точным ударом в грудину.

Зачем?

Они умерли все. Мать и отец. Друзья и враги. Сотни рабов на Арене. А я еще жив.

Зачем?

Вель. Вместо сердца снова дыра, и она растет, всасывает в пустую черноту меня самого. Мне становится страшно. Страшно, что не увижу больше ее и детей. Страх заставляет меня отбивать удары, защищаться от стрел, снова и снова поднимать и опускать смертоносный клинок.

Сколько уже длится эта бессмысленная битва? Нет времени оглянуться назад и посмотреть, вступил ли в бой последний резервный полк. Во всеобщем реве перестаю различать отдельные команды.

— В атаку! — кричит кто-то рядом.

И я кричу, снова и снова, срывая голос и пытаясь перекричать звон металла.

Солнце слепит и без того никчемные глаза. Проклятое халиссийское солнце…

Увидеть бы снег. Упасть бы в сугроб как есть, не сгибая ног, плашмя. Зарыться бы с головой в белый обжигающий пух. Увидеть склоненное надо мной женское лицо…

Вель.

— Что это? — надрывно кричит чей-то голос.

— Их бьют с тыла!

— Не может быть! Подмога с кораблей?

Халиссийцев передо мной как будто становится меньше. Я справляюсь еще с одним и получаю немыслимо долгое мгновение, чтобы утереть со лба заливающий глаза пот.

— Северяне!!! — раздается зычный голос полковника Сарто, глядящего в подзорную трубу. — Это северяне!!!

Северяне? Я растерянно вглядываюсь в поредевшие ряды оцепления. Там и правда сумятица: халиссийцам теперь не до нас, их с тыла теснит более грозная сила. Оранжевого песка пустыни теперь не видно из-за огромной массы людей. Кольцо халиссийцев рвется, теряет форму, сминается под натиском подоспевших союзников.

Унылое оцепенение сменяется глухой злостью. Где же вы были раньше, черти вас дери?!

Но злость уходит так же быстро, как и появляется. На ее место возвращаются надежда и радость.

Вель. Я жив. Я увижу тебя. И очень скоро.

====== Глава 60. Две половинки ======

Комментарий к Глава 60. Две половинки глава пока не бечена

Весть о безоговорочной победе и скором возвращении армии домой достигла Кастаделлы на много дней прежде самих победителей. Гонцы мчались в города Саллиды во весь опор, не щадя лошадей, не зная сна и отдыха. Но надежда на победу забрезжила значительно раньше, вскоре перейдя в уверенность: когда порт заполонили корабли северян. Флот останавливался ненадолго: только чтобы пополнить запасы воды и провизии да передать груз и добрые вести для южан. Перепало и мне: дядюшка не смог приехать сам, зато отправил пухлый сверток с письмами от семьи, северные гостинцы и увесистый мешочек с серебром и золотом. В письме он снова настойчиво предлагал мне возвращаться в Аверленд. «Ты и дети будете здесь в безопасности. Не волнуйся ни о чем: без поддержки ты не останешься. Лорд Хемилтон — помнишь его? — теперь тоже вдовец, в одиночку воспитывающий сына. Он готов просить твоей руки, как только вернешься…»

Я прижимала к губам скупые строчки дядюшки, поливала слезами ласковые увещевания тетушки, улыбалась сквозь слезы рассказам кузин — у старшей, Мари, в счастливом браке уже подрастало двое сыновей, а младшая, Эллен, совсем недавно вышла замуж… Никакого лорда Хэмилтона я не помнила. Да и не нужен мне ни далекий северный лорд, ни даже Аверленд — если рядом со мной не будет Джая…

Все последующие недели я могла лишь истово молиться Творцу, чтобы армия северян подоспела на подмогу вовремя.