5. Командировки в Минск 1982-1985 гг.

Я уже было направился к вокзалу, как вдруг обратил внимание на группу мужчин, которые гужевались среди чахлых деревцев, росших за платформой. Их было человек тридцать — целый взвод. Все какие-то на удивление одинаковые — крепкие, высокие, плечистые и я бы посчитал их за военных, если бы не были они одеты как-то кургузо — по-деревенски топорно. Как это называется в России — добротно. Да и держались они расхлябано-нестроево. Чувствовалось, что это ребята "от сохи", причем не просто "от сохи", а только-только "от сохи". Разговаривали они вполголоса, хриплыми, грубыми голосами, многие их них курили, поминутно сплевывая, кашляя… и вообще — веяло от них какой-то невыразимой тоскою, которая всегда возникает на душе, при виде тюрьмы, заключенных или "столыпинского вагона"22.

22 Вагонзак — вагон для перевозки заключенных, в память о использовании сталинскими палачами переселенческих вагонов появившихся при Столыпине, для транспортировки арестованных.

Я заметил, как от них отделился один человек и направился к платформе. Мне показалось, что он идет именно ко мне. Не прошло и минуты, как он легким прыжком перескочил через перила платформы и подошел совсем близко. Стало видно, что он разительно отличался от тех, кого я видел прежде. Хоть видел — это крепко сказано — ведь в полумраке были заметны только силуэты. Тогда скажем так — его силуэт резко отличался от остальных. Во-первых, он был выше. Может и не намного, но держался на удивление подтянуто, в отличие от остальных, что на взгляд прибавляло ему роста. Во-вторых, он был иначе одет — по-городскому. На нем были немешковатые брюки и куртка по фигуре, а не ватник с чужого плеча.

"Браток! Не подскажешь ли который час, а то я тут со своими гавриками так закрутился, что и часы не заводил. Теперь не знаю сколько до поезда осталось? А у них ведь и часов-то нет" — обратился он ко мне. Мне сразу резанула по ушам фраза: "который час", которая выдавала в нем воспитание, если уж не столичное, то, по крайней мере, областного центра. Обычно простой народ произносит: "скоко время?" или в лучшем случае: "сколько времени?"

А он продолжал: "Вот хотел с автоподзаводом купить, да фиг их у нас купишь, надо в Москву ехать, а я не успеваю никак — работа!"

С автоподзаводом — подумал я — ничего себе. Такие часы рублей пятьдесят-шестьдесят стоят, а то и поболе. Фартовый пацан. У меня тогда были позолоченные часы и без автоподзавода, но я их покупал в комиссионке и они стоили всего сорок восемь рублей.

Я ответил. Он поблагодарил и, встав под станционным фонарем, начал крутить стрелки. Не знаю почему, но я остановился и молча стоял рядом. Мне почему-то не хотелось уходить. Пацан, видимо, почувствовал какую-то неловкость в наступившем молчании и заговорил первым.

Он рассказал, что едет с бригадой строить Удомельскую атомную станцию и по профессии он — вербовщик — который ездит по деревням и набирает людей на стройки. Работа тяжелая, поскольку все уверяют, что хотят работать, а на деле, либо хотят получить деньги на выпивку, либо любой ценой сбежать от осточертевших жен, матерей, детей и от мерзостей деревенской жизни. А ему такие не нужны. За что неоднократно с ним пытались разобраться "по-свойски" обиженные отказом мужики. Но ему это не впервой, так как он офицер, попавший "за речку", где его немного, как он выразился, "подранили", теперь работающий в атомной энергетике и сражаться привык.

Я удивился тому, как у него так складно получалось говорить — речь его струилась ручьем. Вроде бы и простонародная, устная, не письменно-книжная, зато удивительно красиво и аккуратно сложенная. Я заметил ему, сказав, что он говорит прям, как пишет. На что он усмехнулся и сказал, что разговор в его профессии — самое главное. Он ведь — вербовщик. Ему ведь уговорить надо, а хорошего работника с места сорвать сложно. Кочуют-то, в основном, бездельники и пропойцы. Просто есть в некоторых людях авантюрная жилка, которая дремлет до поры до времени где-то там — в потемках его души, и если ее разбудить, то завербовать его пара пустяков и из него получится отличный работник

Мы закурили. Времени до отправления моего поезда было предостаточно, а его поезд отправлялся еще и позже моего, поэтому торопиться было некуда и мы продолжили беседу.

Неожиданно для меня самого, разговор у нас получился очень задушевный. Почему-то мы рассказали друг другу то, что, вероятно, не рассказывали даже самым близким людям. Видимо, что-то такое объединяющее промелькнуло между нами. Возникло невесть откуда взявшееся понимание. Мы разговаривали друг с другом так, как будто бы были знакомы с пеленок, хотя на самом деле, познакомились меньше часа назад. Я слышал о любви с первого взгляда, но никогда с подобным не встречался. А у нас, насколько я понимаю, возникла дружба, нет, даже не дружба, а братство с первого взгляда.