5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Между Высоцким и Влади была большая любовь. Марина очень хотела от него ребенка, но Володя боялся, что ребенок может родиться нездоровым из-за его алкоголизма», – делился своим мнением фотохудожник «Интервенции» Валерий Плотников (см. О. Волкова // Собеседник. 25 января 2001).

Свидетели их романа дружно, чуть ли не в унисон твердили, что «Володя ей обязан многим. А мы все обязаны Марине тем, что он еще жил, потому что определенное количество лет – довольно большое – она его просто спасала от водки и от смерти…» (М. Шемякин. Я уговаривал его не умирать… // Советская молодежь. 7 ноября 1989).

Да-да-да, безусловно, Влади открыла Высоцкому мир. Но ведь и он открыл ей свою любимую, а порой ненавистную родину-мачеху, которая была тайком влюблена в своего непутевого сына, но больно пинала его. И заслуженно, и понапрасну.

Высоцкий нуждался в постоянном присутствии Марины рядом, он тянул ее за собой на съемки то в Белоруссию, то в Прибалтику, то в Гагры, то на гастроли в Ленинград, то на Черное море – в Сочи, Ялту, в Одессу, то на свои концерты… Ее приводило в восторг, как ее Володю встречают, как радуются, поклоняются, как ему аплодируют, как любят и всегда ждут. Журналисту Леониду Плешакову Марина рассказывала, что «Володя старался показать мне как можно больше всего из того, что он любил, что было ему дорого… Он очень любил Москву и хорошо знал ее. Не традиционные достопримечательности, которые всегда показывают приезжим, а именно город, где он родился, вырос, учился, работал. Со всякими заповедными уголками, чем-то близкими и дорогими ему… Мы очень любили вечерами бродить по московским улицам. И что больше всего меня поражало, если хочешь, изумляло, покоряло: чуть ли не из каждого окна слышны были Володины песни…» (см. polit.kulichki.net/vv/).

Михаил Шемякин: «Володя ей обязан многим.

А мы все обязаны Марине тем, что он еще жил, потому что определенное количество лет – довольно большое – она его просто спасала от водки и от смерти…»

Она была благодарна Владимиру за отношение к ее сыновьям: «Он открыл им Россию. Если бы не он, им, может быть, никогда бы и не довелось ее увидеть… Володино влияние было колоссальным. Мои сыновья обожали его, если не сказать – боготворили. Он не был им отцом по крови, но они, может быть, даже сильнее, чем можно любить отца, любили его – как друга, своего парня, как брата… Особенно любил его мой младший – Володька…» (А. Свистунов. М. Влади: «Мы играли нашу юность» // Советский экран. № 9. 1989). «Они тогда были маленькие и тянулись к Володе, как крошечные зверечки, ласкаясь и получая нежность и ласку, доброту и сердечность, – вспоминала Марина. – И только потом, позже, когда подросли, поняли, с каким человеком их свела судьба, великим человеком, которого они и поныне называют отцом. Хвастают, словом…» (С. Чесноков. Боль, горечь, любовь // Ленинградская правда. 3 марта 1989). «Средний, Петька, не без его влияния увлекся игрой на гитаре. Тогда Володя подарил ему инструмент. С его легкой руки юношеской увлечение сына стало теперь его профессией… Володю любила вся моя родня, все мои парижские знакомые, как ни странно, даже те, кто никогда не был связан с Россией, с Советским Союзом ни в каком смысле, ни по языку, ни по политическим убеждениям. Его песнями у нас заслушивались…» (Л. Плешаков. Я жив тобой…).

Марина Влади знала наизусть весь таганский репертуар. Особенно часто смотрела «Гамлета». Алла Демидова в своей книге «Высоцкий, каким знаю и люблю» описывает характерную сценку: «После антракта, перед началом второго акта, мы сидим с Володей на гробе, ждем третьего звонка и через щель занавеса смотрим в зрительный зал. Выискиваем одухотворенные лица, чтобы подхлестнуть себя эмоционально. Показываем их друг другу… В зале сидит Марина Влади. Володя долго смотрит на нее, толкает меня в бок: «Смотри, моя девушка пришла». После этого всегда играл нервно и неровно…» (М., СТД РСФСР, 1989).