5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

В ненависти Печерину не откажешь. Он буквально пылал: «…Глыбы земли — какое-то сочувствие крови и мяса — неужели это отечество? Нет! Мое отечество там, где живет моя мысль, моя вера!»

Через четыре года после выезда из России Печерин принял католичество и умер в этой вере, вдали от родины…

Один знакомый, которому я показал рукопись, сказал: «Зачем так много имен и цитат?» Да, много. Но ведь интересно и полезно знать, что русские люди в разные времена писали о России, как любили ее, как критиковали и как ненавидели. Весьма поучительно бывает оглянуться назад, в прошлое, чтобы по-новому увидеть современность. То, что есть сегодня, не с Луны свалилось, а создавалось веками. И нынешние наши проблемы — это отголосок нерешенных старых проблем.

Выезжая из России, русские попадали как бы в другой мир. Одним Запад казался приветливым и радужным, другим — угрюмым и скучным. К примеру, Денис Фонвизин после пребывания в Германии и Италии писал: «Здесь во всем генерально хуже нашего: люди, лошади, земля, изобилие в нужных съестных припасах — словом, у нас всё лучше, и мы больше люди, нежели немцы…»

Другой пример. Уже через две недели по приезде в Рим Гоголь отмечает: «Здесь мое всегдашнее пребывание, небо чудное, пью его воздух и забываю весь мир…»

В письме к Прокоповичу Гоголь пишет: «Вот мое мненье: кто был в Италии, тот скажи прощай другим землям…»

Пушкин никогда не бывал за границей. В разговоре он упомянул однажды с каким-то страданьем о Лондоне и о Париже. В первой главе «Евгения Онегина» читаем:

Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.

Виссарион Белинский, слушая толки о поездке за границу, со вздохом сказал: «Счастливцы, а нашему брату, батраку, разве во сне придется видеть Европу!..»

Бедные батраки письменного стола! Им что раньше, что теперь одинаково трудно по материальным обстоятельствам «покинуть скучный брег» родины. Другим категориям россиян было легче. По данным «Русского вестника», в 1860 году в Западной Европе побывало 275 582 русских.

Историк, журналист, будущий издатель «Вестника Европы» Михаил Стасюлевич писал 6 июля 1863 года из земли Гессен: «Я видал в последние годы моей жизни много хороших местностей, но не знаю ничего лучше Шлангенбада: такое спокойствие, вблизи Висбаденского шума, такая прохлада среди страшной жары, такие бесконечные прогулки и такое уединение посреди людей!»

Земля Гессен. В Марбурге, Франкфурте, Висбадене, Ханау, Бад-Эмсе и других городах бывали и жили М. Ломоносов, Н. Карамзин, И. Тургенев, В. Жуковский, А. К. Толстой, П. Вяземский, Н. Гоголь, П. Анненков, Л. Н. Толстой, И. Гончаров, Ф. Достоевский, Н. Некрасов… Александр Блок лечился в Бад-Наухайме, а Борис Пастернак встретился с кузиной Ольгой Фрейденбург во Франкфурте.

Объехал почти весь мир, а уж в Европе был неоднократно Константин Бальмонт: «В первый раз, — писал он, — я живу всецело и безраздельно эстетическими и умственными интересами и никак не могу насытиться сокровищами живописи, поэзии и философии…»

Наш современник Александр Межиров мечтательно замечал:

Мне бы жить немножечко пониже, —
На мансарде в нонешнем Париже
Высоко — одышку наживешь.
А в моей — вчерашний дым клубится,
И холсты какого-то кубиста
Бурно обсуждает молодежь.

Осенью 1922 года Владимир Маяковский посетил Берлин:

Сегодня хожу по твоей земле, Германия,
И моя любовь к тебе расцветает романнее…

Впрочем, Владимир Владимирович относился к Западу весьма двойственно: и любил и презирал с советской «собственною гордостью». У Маяковского явственно чувствовалась классовая неприязнь к буржуям.

У Фонвизина другая — к узости европейцев, к отсутствию русской широты: «Вообще сказать можно, что скучнее Италии нет земли на свете: никакого общества и скупость скаредная…»

С ума сходить от Берлина.
Мне ж больше нравится Медынь,
Тебе, дружок, и горький хрен — малина,
А мне и бланманже — полынь,

— вот мнение о загранице еще одного русского писателя, Владимира Жемчужникова.