5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

«Близкие называют ее просто — «Изик».
Лицом и фигурой — типичный итальянский piccolo.
Характером напоминает его еще больше.
Весела, подвижна, жизнерадостна.
Хохочет круглый год.
Даже во сне.
Обладает прелестным голосом.
Но сама не знает каким.
Сопрано.
Или контральто.
Впрочем, предпочитает не петь, а напевать.
Еще лучше — разговаривать…
Призваний у нее множество.
Певица. Поэтесса. Драматург.
Но предпочитает всему — бильярд…»

И так далее. Короче, популярность Изы Кремер была сравнима лишь с популярностью первого русского летчика Сергея Уточкина, тоже уроженца Одессы. Иза Кремер любила в ярких нарядах парижской гризетки исполнять игриво-печальные песенки-«шансон», типа:

Она совсем еще дитя,
Вы присмотритесь к ней поближе.
Ее встречали вы всегда,
Бродя по улицам Парижа…

Или более взрослое и более пьянящее:

Ей запах амбры так подходит,
Ее движенья рай сулят.
Мадам Лулу с ума всех сводит,
Глаза мерцают и горят…

Начало нового столетия. Предреволюционная Россия. И как пела еще одна исполнительница русских и цыганских романсов Мария Каринская:

Все, что таинственно, неясно,
Но гармонично так звучит,
Всегда нам кажется прекрасно
И нас «болезненно» манит.
Вертинский! Иза! Северянин!
Кумиры новые для нас.
Язык их, вычурно туманен,
Приводит публику в экстаз.
Кокаинетки — образ нежный.
Креолы — негры, попугай Жаме —
Все это, право, неизбежно
В XX веке — именно в Москве.

Мелькнула новая фамилия: Вертинский. Изнеженный и капризный Пьеро российской эстрады. Александр Вертинский. И сразу к национальным корням. Русский? По всей вероятности. Мать — Евгения Степановна Сколацкая (уж не полька ли?) умерла рано — отец Вертинского не был на ней официально женат, так как ему не давала развода его первая жена Варвара, «пожилая, злая и некрасивая женщина», как пишет в воспоминаниях Александр Вертинский. «Много горя принесла она моей матери…» О перипетиях своего детства и своих родных Вертинский пишет подробно, но ни словечком не обмолвился на тему национальности (она его не волновала?). Лишь маленькая деталька: «вторая моя тетка, тетя Саня, жила побогаче. У нее было именьице — хутор Моцоковка». Но о чем это говорит? Практически ни о чем.

Жил юный Вертинский в Киеве, на улице Фундуклеевской. Первое выступление Вертинского состоялось на Подоле, в «Клубе фармацевтов», где по субботам устраивались семейные журфиксы. Сцена была открыта для любых выступлений.

Слово Вертинскому: «Помню, как я, благополучно распевавший дома цыганские романсы под гитару, вылез первый раз в жизни на сцену в этом клубе. Должен был я петь романс «Жалобно стонет»… Я вышел. Поклонился. Открыл рот, и спазма волнения перехватила мое дыханье. Я заэкал, замэкал… и ушел при деликатном, но гробовом молчании зала. Так неудачно закончилось мое первое сольное выступление. Вы думаете, это остановило меня? Ничуть!

В следующую же субботу я появился на той же эстраде в качестве рассказчика еврейских анекдотов и сценок, мною самим сочиненных… На этот раз я имел большой успех».

Итак, Вертинский начинался с еврейских анекдотов. Милая ирония творческой судьбы. Ну, а потом… потом вслед за своим гимназическим товарищем Колей Бернером Вертинский потянулся в Москву, где первыми новыми друзьями его стали Володя Лазаревич и Женя Хазин.

На этом поставим точку. Не пересказывать же весь жизненный путь Александра Вертинского! И песни не подходят под тематику книги — и «лиловый негр», и «маленький креольчик», и «пес Дуглас», и «девочка с капризами», и «пани Ирена», и многое другое. А вот про ностальгию, пожалуй, подходит. В 1925 году Вертинский написал песню «В степи молдаванской». Ее концовка — то что надо:

Звону дальнему тихо я внемлю
У Днестра на зеленом лугу.
И Российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну…

Других песен не привожу.