5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

«Хандра Ваша неодобрительна, но поездку за границу нельзя не одобрить. Это лекарство чудное и едва ли не единственное, когда «на родине всё омерзеет». Лучшее средство полюбить снова родину — это разлучиться с нею на время. Родина же наша, справедливо сказано, страна нравов жестоких, где преобладает зложелательство, нигде в иной стране не распространенное; где на добро скупы и где повальное мотовство: купецкие дети мотают деньги, а иные дети иных отцов мотают людьми, которые составляют еще более дорогое достояние, чем деньги. Но и Ева была мотовка и промотала Рай, а однако Адам не мстил ей и не прогнал ее от себя, ибо без этой мотовки он стал бы совсем один. Что делать: надо смириться и полюбить самую неблагодарность в смирении своего сердца; а проехаться и отряхнуться — мысль благая: «да обновятся орлу крыле его».

Ну, что, милые мои читатели, хватит у вас терпения прочитать еще одну выдержку? Слышу, кто-то говорит: мы — люди стойкие, выдержим! И еще отчаянный вопль: вали до кучи! Ну а кто-то из слабеньких просто всхлипнул и оставил книгу. Для тех, кто не оставил, продолжу. Вот что писал Лев Львович Толстой, сын Льва Николаевича:

«Не знаю, как кому другому, но мне решительно невмоготу бывает прожить в России, особенно на одном месте, в деревне, два года подряд без того, чтобы не утомиться духом, без того, чтобы не похудеть телом и не ослабеть энергией. Есть что-то роковое в нашем русском просторе, во всем складе жизни нашей, что преждевременно старит, съедает нас, что кладет ранние морщины на челе и холодную черствость на сердце.

Дело не в обжигательных печах. Все это можно устроить везде и у нас. Дело и преимущество Запада перед нами — в том спокойном, внимательном и честном отношении к труду всякого европейского рабочего, делающего этот труд необыкновенно плодотворным, — в том, никогда не ослабевающем, напряжении муравья, кропотливом, какое видно везде в жизни европейца, добивающегося постепенно и упорно всё лучших, всё более удобных и простых форм существования.

Мы делаем то же самое, а всё стоим, как будто на месте».

Зубодробительно, да?.. Тогда нужно что-то срочно делать. Что-то надо бросить и на другую чашу весов, чтобы их как-то уравновесить. Но что? Например, такое рассуждение: Россия внесла в Европу чувство беспокойства. Без России культура Запада неполна, незаконченна, однократна… Это утешает? Нет? Тогда бросим на чашу весов булыжник Владимира Жириновского: «Что такое Европа без России? Маленький кусочек территории, задыхающийся от недостатка энергоресурсов».

Всё! Весы уравновесились, и мы избавились от комплекса неполноценности.

Духовная эмиграция

О житье на Западе мы уже говорили. Но есть еще один вид выезда — так называемая духовная эмиграция. Или, как писал Плеханов, «иностранцы» дома…

Ярким примером может служить академик Максим Ковалевский, историк, юрист, неудавшийся кандидат на руку своей однофамилицы Софьи Ковалевской. Ковалевский — типично русский барин, — пишет о нем Овсянико-Куликовский, — умный, либеральный, истый европеец, которому чуждо многое специфически русское в нашей духовной культуре, в традиционной сокровищнице идей. Белинский, Добролюбов, Чернышевский не входили в родословную его духа.

Знаменитый актер Василий Каратыгин был русским европейцем. Его звали «Ермила из Парижа».

Еще один «иностранец» дома — Савва Мамонтов, капиталист и покровитель искусства, «прораб духа», как когда-то выразился Андрей Вознесенский. «У него лицо татарина, но это, брат, английский лорд!» — писал о Мамонтове Леонид Андреев.

«У меня странный вкус, — признавался Осип Мандельштам, — я люблю электрические блики, почтительных лакеев, бесшумный полет лифтов, мраморный вестибюль отеля и англичанок, играющих Моцарта с двумя-тремя официальными слушателями в полутемном салоне. Я люблю буржуазный, европейский комфорт и привязан к нему не только физически, но и сентиментально…»

В статье «Петр Чаадаев» Мандельштам писал: «А сколько из нас духовно эмигрировало на Запад! Сколько среди нас — живущих в бессознательном раздвоении, чье тело здесь, а душа осталась там!» И, конечно, в подверстку нужны стихи:

Когда на площадях и в тишине келейной
Мы сходим медленно с ума,
Холодного и чистого рейнвейна
Предложит нам жестокая зима.
В серебряном ведре нам предлагает стужа
Валгаллы белое вино,
И светлый образ северного мужа
Напоминает нам оно.
Но северные скальды грубы,
Не знают радостей игры,
И северным дружинам любы
Янтарь, пожары и пиры.
Им только снится воздух юга —
Чужого неба волшебство, —
И все-таки упрямая подруга
Откажется попробовать его.