50/50. Опыт словаря нового мышления

Такая судьба ожидала и ведущуюся в СССР с середины 80-х годов борьбу с пьянством и алкоголизмом - наиболее распространенной в стране формой хотя, разумеется, весьма неодинаково проявляющейся в различных этнических регионах и социально-демографических группах. Последние полтора десятилетия она приняла характер и масштабы подлинного социального бедствия, общественное осознание которого приобретало порой своего рода эсхатологические черты: говорили о национальной катастрофе, нравственном вырождении, разрушении генофонда нации и т. п. Для этого действительно были (да и остаются) основания. Это рост детской смертности, числа детей-олигофренов, травматизма и смертности мужчин в трудоспособном возрасте и многое другое. Однако принятое в 1985 г. радикальное антиалкогольное законодательство, добившись поначалу некоторого облегчения ситуации, вскоре привело к повальному самогоноварению (по сути дела - самогонной войне населения с государством), значительному увеличению потребления токсичных спиртосодержащих суррогатов, лекарственных препаратов, всевозможных продуктов бытовой химии. Опасные размеры приняли, в частности, особые формы детской и подростковой токсикомании - вдыхание паров летучих веществ (ацетона, бензина, эфира, лаков, клеев, инсектицидов и т. п.) - в силу их доступности и дешевизны, часто вызываемых ими глубоких отравлений и быстрого поражения мозговой деятельности. Кроме того, заметно умножились случаи политоксикомании - тяжелее протекающих и более сложных для диагностики и лечения форм заболевания. Стало быть, «лобовые» антитоксикоманические меры, даже самые продуманные и последовательные, обходят стороной существо проблемы. Недуг произрастает на почве, образованной комплексом потребностей, которые имеют родовую, общечеловеческую природу и понуждают огромную массу людей прибегать к непатологическому употреблению тех или иных психоактивных средств. Более того, можно предположить целесообразные свойства этого явления, умножающего и расширяющего адаптационный потенциал человека, притом за счет быстродействия и практически неограниченного выбора психоактивных средств. В какие бы формы жизнедеятельности (в исторически широком диапазоне) употребление этих средств ни включалось - будь то древние мистерии, многообразные культово-бытовые обряды или, допустим, акции социального протеста в некоторых молодежных субкультурах современности, - во всех случаях за их видимой стороной скрывается глубинная мотивация: необходимость в изменении человеком своего социально-психологического и (или) экзистенциального статуса путем направленного воздействия на психофизическое состояние. Когда же «технология» этого процесса становится самоцелью, питает самое себя, это знаменует развитие токсикоманического расстройства, достигающего в предельных случаях деградации и гибели человека. Здесь средоточие одного из трагических парадоксов человеческой природы: имманентные ей, исходно конструктивные силы избирают своей «мишенью» отдельных людей, оборачиваясь деструкцией для них самих и, возможно, целых сообществ.

Кто же становится такой мишенью? Видимо, не существует особого психологического типа, роковым образом делающего человека токсикоманом. Можно с достоверностью говорить лишь о факторах риска - ряде особых психофизических и личностных черт (возможно, и биохимических), конституциональных или приобретенных, в том числе и противоположных по своим свойствам, которые предрасполагают к заболеванию. Одним из важнейших часто оказывается стремление к сиюминутному удовлетворению потребностей, не терпящее отсрочки, препятствующее их рациональной переработке и продуктивной трансформации. Такой «индивидуальный» риск может быть усилен или ослаблен социальными и особенно микросоциальными условиями. Социальная напряженность, слом жизненных стереотипов, отверженность, маргинальность, как и многое другое, часто сопровождаются ростом токсикомании.