50 х 50

С трудом оторвавшись от этих мыслей, он вспомнил про сидящих вокруг стола гостей и родственников. В его честь давался обед, и он старался вести себя с достоинством. Бренди помогало ему. Почти опорожнив бокал, он извинился перед присутствующими и при первой же возможности покинул их. Он вышел в крошечный дворик старого семейного дома. Там, оставшись в одиночестве, он прислонился спиной к еще теплой от дневного жара стене. От бренди ему стало хорошо, а когда он взглянул в небо, звезды завертелись каруселью, пока он не закрыл глаза.

Звезды. Он смотрел на них всегда. С детства они интересовали и притягивали его. Все, что он когда-либо изучал или делал, было подчинено единственной цели — стать космонавтом.

Он поступил в Академию, едва ему исполнилось семнадцать. К восемнадцати он понял, что все, чему там учат, — ложь.

Страшась своей догадки, он пытался найти какое-то иное объяснение, и ничего не получалось. Все его знания, все, чему учили его в школе, сводилось к одному совершенно немыслимому заключению.

Оно было жутким и в то же время неизбежным. В конце концов он решился на эксперимент. На занятиях по физиологии, где они решали проблемы ориентации и сознания в условиях ускорения, используя теорему Палея, он робко поднял руку.

Профессор Черники, по прозвищу Соколиный Глаз, тут же ее заметил и, недовольно ворча, велел ему подняться. Едва он собрался с духом и заговорил, слова полились потоком:

— Профессор Черники, если мы примем теорему Палея за истину, то, используя ее для решения подобной проблемы, мы получим, что даже при минимальном стартовом ускорении мы окажемся намного ниже порога сознания. А если учесть и фактор ориентации, то мне кажется… словом…

— Мистер Борк, что вы хотите сказать? — Голос Черники был холоден, как лезвие бритвы.

Джон решился:

— Тут может быть только один вывод. Любой пилот, который стартует на корабле, либо потеряет сознание, либо не сможет координировать свои действия так, чтобы управлять кораблем.

Весь класс рассмеялся, и Джон почувствовал, что лицо его заливает краска. Даже профессор позволил себе холодно улыбнуться.

— Очень хорошо. Но если то, что вы говорите, верно, в космосе невозможно летать, а мы делаем это каждый день. Я думаю, что вы найдете ответ в следующем семестре. Мы рассмотрим тему об изменении порога нашего сознания под стрессом. Это наверняка…

— Нет, сэр, — прервал его Джон, — в учебниках не дается ответ на этот вопрос — его как минимум тщательно обходят. Я прочитал и все другие источники по этому курсу, а также по всем смежным…

— Мистер Борк, вы называете меня лжецом? — Голос Черники был столь же холоден, как и его глаза. В классе воцарилась мертвая тишина. — Идите к себе и оставайтесь там до тех пор, пока за вами не пришлют.

Стараясь не споткнуться, Джон вышел из класса. Глаза всех курсантов были устремлены на него, и он чувствовал себя заключенным, идущим на эшафот. Вместо ответа на вопрос он лишь навлек на себя неприятности. Сидя у себя, он старался не думать о последствиях.

Он никогда не был уверен до конца, что ему позволят учиться на пилота, хотя не мечтал ни о чем другом. Только один из ста достигал этой заманчивой цели — остальные распределялись по сотням других работ в космическом флоте. Вовсе отчислялись из Академии немногие, поскольку требования при поступлении были очень высоки. Конечно, исключения бывали, и теперь ему стало казаться, что он станет этим исключением.

Когда наконец по внутренней связи его вызвали к президенту, он был почти готов к худшему. Он вскочил и быстро прошел к лифту. Секретарша бесстрастно кивнула ему, и он остался один на один с адмиралом.

Адмирал Сайкэлм вышел в отставку, став президентом Академии, но его властный голос и командирский вид заставляли всех в городке обращаться к нему только как к «адмиралу». Джон видел Сайкэлма только издали и сейчас не мог проронить ни слова. Однако адмирал не лаял, не рычал, он спокойно скомандовал ему «вольно».

— Я виделся с профессором Черники, знаю, что произошло на занятиях, и я прослушал запись вашего разговора с ним.

Эти слова удивили Джона: он впервые услышал, что в классах имелась скрытая записывающая аппаратура. Джон был готов ко всему чему угодно, но только не к следующим словам адмирала:

— Поздравляю вас, мистер Борк. Вы допускаетесь к тренировкам на пилота. Занятия начнутся на следующей неделе — если вы, конечно, пожелаете продолжить обучение.

Джон хотел ответить, но адмирал остановил его движением руки: