50 оттенков блондина

Я прочитал предыдущие опусы и пришел в ужас. Создается впечатление, что я всю жизнь только и делал, что влюблялся и страдал. Но я еще и работал. Причем много, тяжело и за более чем умеренную плату. В разных фирмах, учреждениях и даже городах. Однажды карьера в очередной раз сделала резкий вираж. Мне предстояло уехать из города на неопределенный срок. Условия предлагались заманчивые, и я согласился.

Незадолго до отъезда мы с Альбертом пошли поиграть в бильярд. Играем мы плохо, но удовольствия получаем массу. И вот подхожу я к залу, смотрю, а мой друг не один. Рядом с ним маячит высокая, худая девушка. «Ты не против, – спрашивает он, – если Аня поиграет с нами?» Пожимаю плечами. А с чего мне быть против? Во шли, разделись. Приглядываюсь к Ане – что-то лицо знакомое. И вдруг она говорит: «Миш, да ладно, мы же встречались. У Мамонтовых на кухне чай пили три года назад!» Неудобно вышло, но я ее не узнал. Сделал вид, что припоминаю. Аня оказалась высокой, красивой девицей с едва заметным восточным акцентом. Ока залось, она армянка, после давнего землетрясения вместе с братьями переехала в Москву. Женщина молодая, но серьезная: экономист, главбух. Аня все время улыбалась и обыгрывала на бильярде нас обоих. От нее пахло чем-то пряно-восточным, и это привлекало. Кто бы мне тогда сказал, что это духи с феромонами! Слово за слово, партия за партией, вечер плавно подошел к концу. Мы вышли из бильярдной, и оказалось, что нам по пути.

Что обычно предлагают в таких случаях? Выпить чаю, посмотреть фотографии. Мы поднялись ко мне. Аня удивилась, что я живу на чемоданах. Пришлось сообщить – до отъезда остались считаные дни, и вещи уже уложены. Вдруг Аня расплакалась. Призналась, что любит меня уже три года, с первой встречи. Я был ошеломлен. Оказалось, она узнала о предстоящем отъезде и умолила друга подстроить встречу. Неожиданно я почувствовал себя необыкновенно уютно. Свет погас…

Многие во время секса зажмуриваются. Я занимаюсь этим исключительно с открытыми глазами. И каждый раз замечаю, как преображаются лица. Словно наружу вырывается все самое лучшее. Даже некрасивые женщины во время секса становятся красотками. Аня же, и в обычных ситуациях обаятельная, просто озаряла бессонные ночи!

Нужно ли говорить, что до отъезда мы не расставались ни днем, ни ночью? Пишу об этом и думаю: насколько же рассказ о счастливой любви преснее и скучнее, чем обычная исповедь несчастного страдальца! Ничего, потерпите, сейчас начнется!

Несколько дней спустя я со всем скарбом погрузился в купе. Меня провожала толпа друзей. Аня стояла поодаль. Мои друзья о ней не знали, проводы стали для них очередным аттракционом. Они пели под гитару, смеялись, я вместе с ними – и вдруг поезд тронулся. Я соскочил с подножки, подбежал к Ане: «Милая, мы все равно будем вместе! Я тебе обещаю!» Пряный запах ее духов летел за поездом густым шлейфом…

Я прочувствовал на себе американский лозунг: «Мы живем там, где работаем». Карьера складывалась великолепно, но сердце находилось в соседнем городе. «С любимыми не расставайтесь!» Мы расставаться и не собирались, все выходные проводили вместе. То я приезжал в Москву, то Аня ко мне. Мне запомнились эти весенние дни как удивительно солнечные и ветреные. На работе я летал как вихрь. Все вокруг завидовали, когда я как проклятый несся на вокзал, чтобы успеть купить на отходящий поезд билет. И цветы. Цветов было предостаточно. Мы по традиции дарили друг другу тюльпаны. Музыка вокруг нас была исключительно французская!

Вот мой первый приезд на свидание в Москву. Восемь утра. Поезд медленно подползает к перрону. Я, как всегда, проспал, я немыт и нечесан. Меня явно никто не будет встречать. Сейчас выпью кофе в баре и через пару часов позвоню Ане. Смотрю в окно. А там – как в песне – «целое море цветов»! Море тюльпанов… и сияющее Анино лицо! Счастливее утра не было в жизни. С тех пор все тюльпаны, попадавшиеся на пути, обязательно покупались и оседали в спальнях. Мы проводили уик-энд, как в раю. А каждое расставание было ужасным, просто кровавым. Мы плакали и клялись, что увидимся через пять дней. Иногда мне удавалось приворовать на работе один день, и тогда расставание длилось не пять дней, а четыре. Причем вечера вынужденной разлуки мы проводили с телефонными трубками в руках. Мы были удивительно несчастны и в то же время необыкновенно счастливы.