50 оттенков ксерокса (СИ)

— Все твои намёки дурацкие, — делаю презрительную гримасу я. — Сказать честно, это я у тебя денег должна требовать за то, что ты пробросил меня при покупке фирмы. Воспользовался тогда, что у меня не было толкового юриста, пришлось выплачивать долги, о которых ты тактично умолчал. А теперь ещё осмеливаешься что-то требовать?

— Имею право, — ухмыляется он, ощерив желтоватые зубы.

— Ты сам выйдешь или охрану вызвать? — вскипаю я.

— Не заплатишь — сядешь за наркоту, — понизив голос и приблизившись ко мне, говорит Жаба. — Я уж похлопочу, чтоб тебе пятнашку дали.

— За какую наркоту?— голос слегка дрогнул, но говорю я довольно уверенно.

— Сама знаешь. К тебе тут неспроста приезжали... — намекает он.

— Да хоть весь наркоконтроль приведи, — не выдерживаю я. — Нет у меня никаких наркотиков!

— Найдут, найдут. Обязательно найдут, — заверяет меня он. — Ты же знаешь, у меня такие связи...

Не у тебя, а твоего папаши, хочется возразить мне, но дела это не меняет. У Жабенко-старшего действительно есть "кореша" в администрации города и в ФСКН, наверное, тоже... Или как там оно называется? Честно говоря, наркотиками я никогда не интересовалась, и как правильно называются службы по пресечению их распространения, я не в курсе. Теперь, видимо, придётся изучить.

Жаба вещает мне с пафосным видом о собственных связях и возможностях, но я уже не слушаю его и, желая поскорее прекратить неприятное общение, спрашиваю:

— Сколько ты хочешь?

Артем не отвечает, с загадочным видом достает из кармана "айпад" последней модели и, набрав на экране сумму, показывает мне...

Наверное мне привиделось? Или я что-то не поняла?

— Ты не ошибся? — ошарашено приподнимаю брови. — У тебя там, похоже, ноль заедает!

— Не отмазывайся, Чугун, я — человек серьёзный, и дела вести умею. Это мое последнее слово, и торговаться с тобой я не собираюсь.

Он медленно убирает телефон в карман джинсов и лениво топает к выходу. Там, остановившись, бросает через плечо как бы между прочим:

— Я тебе звякну на днях, ты пока подумай, денежек подкопи, — он мерзко хихикает и наконец-то покидает мой кабинет.

Я хочу выдохнуть облегченно, очень хочу, но не могу. Невероятная сумма не идет из головы, кабинет разорен, сотрудники перепуганы... И я стою посреди всего этого хаоса, ошарашенная, остолбеневшая... Я совершенно не понимаю, что теперь делать...

Так. Стоп! Никакой паники! Как могу, беру себя в руки, хлопаю ладонями по щекам, пытаясь немного взбодриться. В этот момент в кабинет заглядывает взволнованный Эд. Домой он, похоже, не ушел, и я несказанно рада этому, на душе немного легче.

— Все в порядке? — заботливо интересуется он.

— Теперь да, — откровенно вру я.

— Может, я могу помочь? — не верит Эдик.

— Да, — я решительно киваю, — это будет кстати. Найди мне, пожалуйста, хороших юристов, специализирующихся по делам, связанным с наркотиками.

— Хорошо, — с готовностью кивает Эд, — сейчас займусь...

Эдик

— Да, тут в прибрежных водах хорошо ловится лосось.

У-ух какие попадаются поросята!

— Верно. Мы с братом Элиотом однажды поймали

лосося на тридцать четыре фунта.

Э.Л. Джеймс "На 50 оттенков темнее"

— Ладно, парень, который любит и умеет

ловить рыбу нахлыстом, меня устраивает.

Э.Л. Джеймс "50 оттенков серого"

Последние события выбили меня из колеи совершенно. Странный обыск и ещё более странный визит к Насте напряг просто несказанно. Неприятный тип, который припёрся к ней аккурат после приезда гнк-шников был мне известен, в принципе эта неприятная надменная рожа была известна многим в Трёхреченске, ибо лезла она всегда и везде. Если говорить конкретно, то неприятного типа, с которым когда-то учился в одном универе, звали Артем Жабенко.

Когда я только поступал, он уже был на последнем курсе и считался, как это принято говорить в американских фильмах про великовозрастных школьников, самым популярным парнем универа. Вернее, всегда хотел стать таковым и поэтому постоянно лез во все мероприятия, где хоть как-то можно было засветиться. Надо сказать, что талантами Жабенко не блистал, и поэтому его старались избегать все местные активисты и КВН-щики. К их несчастью, связи и положение жабенковского отца вынуждали их уступать настырности Жабенко и иногда, скрестя пальцы и заткнув уши, выпускать его на сцену. Забыл сказать главное — Жаба, а именно так за глаза называли Артема почти все, кто его знал, мнил себя великим рэпером, и то и дело пытался навязать окружающим свое сомнительное творчество, скупая эфиры на местных радиостанциях и устраивая унылые концерты на местных сценах.