До этого момента лучше противостоять искушению перечитать написанное. Пока вы учитесь писать и приучаете себя начинать писать, когда и где только подворачивается такая возможность, чем меньше вы критически смотрите на свой материал, тем лучше – даже при поверхностной оценке. Сейчас не обсуждается совершенство или банальность вашей работы. Но теперь, оглядываясь назад, чтобы увидеть, что может раскрыть беспристрастная оценка, вы можете найти эти излияния очень поучительными.
Четыре десятилетия спустя другой писатель, Гейл Годвин, освещала ту же тему в эссе под названием The Watcher at the Gate («Смотритель у ворот»). Для Годвин пресловутый смотритель играет роль «сдерживающего критика, который жил внутри меня» и проявлялся во многих формах, чтобы закрыть все двери для ее творчества:
Удивительно, сколько смотритель будет удерживать вас вдалеке от потока вашего воображения. Смотрителями являются пресловутые точилки для карандашей, сменные ленты для печатной машинки, лейки, бытовые инструменты и ненавистники грязных комнат и неряшливых страниц. Они – неизбежные наблюдатели. Они культивируют в себе напыщенную эксцентричность, которая, по их мнению, подходит для «писателей». И они скорее умрут (и погубят ваше вдохновение вместе с собой), нежели позволят одурачить себя.
Как и Бранд, Годвин черпает свои центральные образы у Фрейда, который, в свою очередь, цитирует Фридриха Шиллера: «У творческой натуры… разум отзывает стражу от ворот, идеи устремляются в него… и лишь тогда он обозревает их и разбирается в их нагромождении». Шиллер упрекает друга: «…вы слишком рано отбрасываете и слишком строго отбираете!»[147]
Бренда Уэланд борется с внутренней и внешней критикой со страстью королевы воинов и рвением суфражистки. Одну из глав она называет так: «Почему женщины, которые делают слишком много работы по дому, должны пренебрегать ею в пользу их писательства?» В другой главе она утверждает: «Каждый талантлив, оригинален и может поведать нечто важное».
Она отмечает: «…каждый человек, который пытается писать… становится беспокойным, пугливым, зажатым, становится перфекционистом, который так сильно боится, что может написать нечто не столько хорошо, как Шекспир». Это один громкий голос критика, один наблюдатель с вытаращенными глазами.
И поэтому неудивительно, что вы не пишете и откладываете это месяц за месяцем, десятилетие за десятилетием. Потому что, когда вы пишете, если это вообще может быть во благо, вы должны чувствовать себя свободными – а не обеспокоенными. Единственные хорошие учителя для вас – те друзья, которые любят вас, которые считают, что вы интересны, очень важны или удивительно забавны; чье отношение к вам выражается словами: «Расскажи мне еще. Скажи мне все, что можешь. Я хочу понять больше обо всем, что ты чувствуешь и знаешь, обо всех изменениях внутри и вне тебя. Пусть получится нечто большее».
А если у вас нет такого друга – и вы все же хотите написать книгу, – ладно, тогда вы должны вообразить его.
Для Годвин оружие против смотрителя – это в том числе дедлайны, обязательства, быстрое написание, работа в неурочное время, когда вы устали, написание на дешевой бумаге, в удивительных формах, от которых никто не ожидает мастерства.