50 знаменитых авантюристов

Приблизительно в 1911 году он переселяется в Москву. Его подмосковная квартира поражала посетителей ярким восточным колоритом. Гурджиев использовал мистические атрибуты с искусством талантливого режиссера: посетитель вначале попадал в абсолютно темную комнату, затем переходил во вторую, украшенную статуэтками из слоновой кости, иконами, старинными расшитыми шелками. Хозяин дома представал перед гостем в расшитом халате и тюрбане, на низком столике перед ним были расставлены шахматы или нарды, дымился кальян… Это напоминало сказку из «1001 ночи». Неудивительно, что посетитель запоминал малейшие детали беседы с Гурджиевым. Восточные декорации были необходимы для того, чтобы выбить пришедшего из привычного образа мыслей, заставить его воспринимать происходящее как исключительное, ни на что не похожее переживание. Постепенно к Гурджиеву стали приходить ученики. Но он довольно долго не мог войти в круг российских интеллектуалов: к приезжему провинциалу относились настороженно. Проводником в круг людей, которые могли воспринять учение Гурджиева, стал Петр Успенский, знаменитый журналист, человек, посвятивший себя поискам неведомого. Успенский сблизился с Гурджиевым в тот момент, когда слава стала тяготить его, а все достигнутое казалось бессмысленным и ненужным. Гурджиев предложил ему нечто совершенно новое: глубокое исследование себя. Между ними установились доверительные отношения, Успенский привел к учителю многих будущих последователей, стал его первым биографом.

Нельзя сказать, что даже в те годы отношение к Гурджиеву было однозначным. Дело в том, что он совершенно сознательно делал все возможное, чтобы не соответствовать ничьим ожиданиям. Это относилось и к его ученикам, встречи с которыми он мог назначать в самое неподходящее время, и к посторонним. Иллюстрацией этого качества служит один эпизод. Читая лекцию о пустыне Гоби в Петербургском географическом обществе, Гурджиев поначалу произвел на слушателей благоприятное впечатление. Каково же было негодование географов, когда после точных научных данных он совершенно серьезно начал рассказывать им легенду о низине, усыпанной бриллиантами, которые местные жители добывали при помощи ястребов. Ученые решили, что Гурджиев над ними издевается, сам же он объяснил свое поведение следующим образом: видя, что серьезные сведения академики не воспринимают должным образом, он решил подорвать интерес ко всему сообщению. Разумеется, слухи о подобных выходках обрастали самыми невероятными деталями, но Гурджиева это нимало не беспокоило. Наоборот, он охотно распускал еще более неправдоподобные сплетни о самом себе, как будто стремился окончательно потерять репутацию серьезного человека. Если вспомнить о том, что среди его учителей были дервиши, все становится на свои места: в их практике существовал так называемый «путь позора», когда человек совершенно добровольно ставит себя в ситуацию всеобщего осуждения.

С тех, кто хотел войти в группу его учеников, Гурджиев требовал немалую, по тем временам, сумму: 1000 рублей в год. Когда Успенский попытался сказать учителю, что это слишком дорого, тот ответил, что его время стоит очень дорого, а кроме того – люди не ценят того, что достается им даром. Люди охотно платили деньги. Общение с Гурджиевым становилось для них чем-то вроде наркотика: никакие внешние события не могли заменить тех ощущений, которые заставлял их пережить странный человек восточной внешности с острым взглядом и поразительной манерой мышления. Он не держал их в состоянии эйфории, наоборот – постоянно ставил в экстремальные ситуации, заставлял каждого работать до седьмого пота. Его подход сегодня бы назвали индивидуальным. Будучи тонким психологом, Гурджиев безошибочно видел «болевые точки» каждого своего ученика и заставлял его делать именно то, что для него было наиболее трудным. Нельзя сказать, что такая шоковая терапия доставляла ученикам удовольствие. Зато в их жизни появлялся смысл – а за это многие были готовы отдать не только последнюю копейку, но и вообще все, что у них было.