50 знаменитых чудаков

Во время Семилетней войны с Пруссией подполковник Бутырского пехотного полка Ф. А. Остерман отличился храбростью и умением командовать. За боевые подвиги в августе 1758 года он был произведен в полковники и назначен командиром Вологодского пехотного полка. В боях под Франкфуртом в знаменитом Кунерсдорфском сражении 1 августа 1759 года полковник был ранен. В 1762 году уже к концу войны Остерман в чине генерал-майора командовал бригадой в Мекленбургском корпусе графа П. А. Румянцева. По окончании военных действий Федор Андреевич вернулся в Россию в составе Третьей дивизии под командованием князя В. М. Долгорукова.

22 сентября 1762 года, вскоре после вступления на престол, императрица Екатерина II наградила Ф. И. Остермана орденом Св. Анны 1-й степени и назначила шефом Нарвского пехотного полка. В 1763 году он был назначен командиром Московской дивизии и присутствующим в Военной коллегии.

17 января 1768 года его вновь наградили орденом Св. Александра Невского, которого Остерман был лишен в 1742 – м, а в 1771 году генерал-майор был произведен в генерал-поручики.

В том же году императрица предложила Государственному совету назначить Остермана губернатором Астрахани вместо Бекетова. В то время в Астраханской губернии было неспокойно. Калмыки, кочевавшие в низовьях Волги, удалились из России, «что произвело великое смятение в тех краях и дало повод к разным военным мерам». Впрочем, смены губернатора Астрахани тогда не произошло.

С 1773 года Федор Андреевич состоял губернатором Москвы. Тогда не было еще разделения института губернаторства на гражданскую и военную сферу – реформа губернского управления ощутимо коснулась Москвы, когда Остермана на посту губернатора сменил 1 января 1781 года печально известный обер-полицмейстер Н. П. Архаров.

Воспоминаний современников о Ф. А. Остермане сохранилось очень мало. Одно из них оставил И. М. Долгоруков. Оно относится к моменту окончания Долгоруковым университета. «При первом моем появлении в свете Остерман ободрил меня своим вниманием и похвалил; принял меня в доме своем, как родственника; снабжал рекомендациями к уважительным лицам в Петербурге… В первый раз, когда я к нему приехал с почтительным визитом, он меня принял в своем кабинете и с благородной откровенностью сказал мне следующее: “Наши предки всегда ссорились, и междоусобия их у Двора были причиной ссылок и ужаснейших бедствий для вашего и нашего рода; нам, потомкам, надлежит это забыть, и прежние раны уврачевать дружелюбным между собою общением”».

Остерман был хорошо знаком с известным духовным деятелем и просветителем Московским митрополитом Платоном, под попечительством которого находилась Академия. Уже в преклонном возрасте Федор Андреевич брал у Платона уроки богословия и вел с ним переписку. К сожалению, сегодня остается невыясненным, какое место занимал Ф. А. Остерман в жизни митрополита. Исследователь И. М. Снегирев в 1856 году писал, что Платон действительно преподавал богословие Остерману. Это доказывают найденные после их смерти тетради, писанные собственною рукою Платона, и переписка его с канцлером И. А. Остерманом.

В день 20-летия вступления на престол Екатерины II, 28 июня 1782 года, Остерман получил чин 2-го класса – действительного тайного советника (в звании сенатора он оставался до самой смерти). В 1793 году Федор Андреевич удостоился высшей российской награды – ордена Св. Апостола Андрея Первозванного.

В московском доме Федора Остермана в Малом Трехсвятительском переулке проживали (помимо хозяев) родственники его жены Анны Васильевны. Мать Федора Тютчева, Екатерина Львовна, была ее племянницей и воспитанницей. Здесь прошли детские годы будущего поэта, родилась его сестра Дарья. Екатерина Львовна почитала Ф. А. Остермана как отца, историки предполагают, что своего сына она назвала в честь Федора Андреевича.

В старости Ф. А. Остерман удивлял московскую публику своими причудами. Анекдоты, которые ходили о нем, запечатлели Д. Н. Бантыш-Каменский, П. А. Вяземский и некоторые другие авторы.

Был случай, когда в доме у своих друзей Остерман поднял на руки хозяина вместо его внука и очень удивлялся, что за неделю мальчик мог так потяжелеть.

В другой раз он принял известного и знатного посетителя за некую барыню, стал обличать его мотовство и распутство и грозил отдать в опеку.

Садясь в кресло, Федор Андреевич кричал, чтобы везли его в Сенат, чесал за обеденным столом ногу соседа вместо своей ноги, плевал в его тарелку. Бывало, чудак, выходя на улицу из кареты, долго стоял неподвижно возле какого-нибудь дома, уверяя лакея, что он еще не закончил своего занятия, между тем как с крыши лил дождь. Иногда он являлся в гости в таком наряде, что заставлял барышень краснеть, а вступив с хозяином в ученый разговор, тут же засыпал.