50 знаменитых любовниц

В 39 г. по прихоти Калигулы Валерию выдали замуж за его дядю, Клавдия, который был старше невесты более чем в три раза и служил посмешищем всего двора. Дело в том, что в детстве он перенес паралич и в семье считался умственно неполноценным. Собственная мать называла его уродом среди людей, которого природа начала и не закончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: «глупей моего Клавдия». По словам Светония, он заикался, страдал избыточным слюноотделением, сильным хроническим насморком, постоянным нервным тиком, часто объедался и был склонен к пьянству. Бедному Клавдию особенно доставалось на обедах во дворце Калигулы. «Так, если он опаздывал к назначенному часу, то он находил себе место не сразу, да и то разве обойдя всю палату. А когда, наевшись, начинал дремать — это с ним бывало частенько, — то шуты бросали в него косточками фиников или маслин, а иной раз, словно в шутку, будили хлыстом или прутьями; любили они также, пока он храпел, надевать ему на руки сандалии, чтобы он, внезапно разбуженный, тер себе ими лицо», — пишет Светоний. Но именно репутация глупца, которую он сам, как рассказывал позднее, всячески поддерживал, спасла ему жизнь при императоре-садисте. Светоний упоминает также, что «был он высок, телом плотен, лицо и седые волосы были у него красивые, шея толстая», и далее: «К женщинам страсть он питал безмерную, к мужчинам зато вовсе был равнодушен» — редкий феномен среди римских правителей. Однако самым замечательным в Клавдии был высокий уровень эрудиции. Плиний Старший, чрезвычайно просвещенный человек, причислял его к сотне выдающихся ученых той эпохи. Клавдий создал римскую историю в сорока трех книгах на латинском языке, продолжавшую труд Тита Ливия, а также историю этрусков в двадцати книгах и историю карфагенян в восьми книгах на греческом языке, а еще восемь книг автобиографических мемуаров и ученое сочинение «В защиту Цицерона». Он также написал исторический труд о романском алфавите, к которому добавил три буквы, хотя вскоре они были вновь упразднены.

Брак с Мессалиной был уже третьей попыткой Клавдия обрести покой и любовь в семье, до этого он развелся с двумя женами — ему надоели постоянные ссоры и откровенный разврат. Первоначально их семейная жизнь была ровной и безоблачной. На свет появилась прелестная девочка, названная Октавией. Когда же Мессалина была на исходе второй беременности, произошло событие, круто изменившее жизнь супругов. 24 января 41 г. Гай Калигула убедился, что терпение римской знати не бесконечно: он был убит заговорщиками, и императором провозгласили Клавдия, что оказалось полной неожиданностью прежде всего для него самого. А на двадцатый день правления нового принцепса горячо любимая молодая жена родила ему наследника — Британика (в определении времени и очередности рождения детей существуют разногласия). На этом, можно сказать, тихое семейное счастье и закончилось.

Став «у руля», Клавдий с головой погрузился в дела государства, изрядно «потрепанного» предыдущим правителем. Поначалу Валерия рьяно взялась помогать ему. Так, ее обязанностью было следить за назначением военачальников, судей и губернаторов провинций, а также за списками по предоставлению римского гражданства. Но вершить историю было не в характере Мессалины. Куда более интересовал ее вопрос, чем, став императрицей, она может порадовать лично себя. И очень скоро она нашла немалые выгоды в своем нынешнем положении. Получив «боевое крещение» на пирах Калигулы, по сути, в подростковом возрасте, Мессалина, созревшая телом, с рано разбуженной чувственностью, но умом ребенка, вполне могла воспринимать все происходящее в покоях безумного императора как должное. То, что двенадцатилетний возраст для римских девушек считался уже пригодным для вступления в брак, совсем не подразумевает соответствующего умственного развития. И нет ничего удивительного в том, что обретение статуса «первой леди государства» Мессалина расценила как аналог вседозволенности. Молодость, красота, жаждущее наслаждений тело плюс разум шестнадцатилетней девчонки минус крепкие моральные устои, и все это помноженное, нет, возведенное в степень безграничной власти — кто устоял бы в подобной ситуации! Было и еще одно обстоятельство, сыгравшее в свое время дурную шутку и с Калигулой, и со многими другими власть имущими и до и после Мессалины, — это извечное, неистребимое раболепие придворного окружения. Случались, конечно, и исключения: те, кто предпочел смерть потаканию прихотям взбалмошной императрицы — ну, они и умирали, но об этом чуть позже.